Автобиография

Я вышла на улицу совершенно ошеломленная. И здесь меня поджидало самое невероятное зрелище. До сих пор вспоминаю его даже с каким-то страхом. Повсюду на улицах танцевали женщины. Англичанки не слишком склонны к уличным танцам, танцевать на улице гораздо свойственнее Парижу и француженкам. Но вот они танцуют, скользят по мостовой, даже прыгают — какая-то оргия радости; в этом диком возбуждении заключалось почти грубое наслаждение. Страшноватое впечатление. Если бы возле этих женщин появились немцы, женщины наверняка разорвали бы их на куски. Некоторые, помнится, шатались и вопили. Я пришла домой и застала там Арчи, который уже вернулся из министерства.

— Вот такие дела, — сказал он в своей обычной спокойной и сухой манере.

— Ты мог предположить, что все кончится так быстро? — спросила я.

— Слухи ходили, но нам запретили говорить об этом. А теперь, — сказал он, — надо решать, что делать дальше.

— Что значит «дальше»?

— Я думаю, самое правильное будет теперь уйти из воздушного флота.

— Ты действительно собираешься покинуть авиацию? — изумилась я.

— Там у меня нет будущего. Ты должна понять это. Там не может быть никакого будущего. Я годами буду сидеть на той же должности.

— Что же ты собираешься делать?

— Работать в Сити. Всегда хотел этого. И у меня есть пара предложений.

Я всегда испытывала восхищение практической сметкой Арчи. Он воспринимал все без малейшего удивления, спокойно взвешивал все своим, надо сказать, быстрым умом, переворачивал страницу и начинал новую.

Какое-то время жизнь текла по-прежнему. Арчи каждый день ходил в свое министерство. Восхитительный Бартлет демобилизовался. Полагаю, герцоги и графы проявили рвение, чтобы вернуть себе своих слуг. Вместо Бартлета появился некто по имени Верралл. Наверное, он старался изо всех сил, но ничего не умел, был совершенно необучен, и мне никогда не приходилось видеть настолько жирной, замызганной и грязной посуды, а также серебра — ножей и вилок. Я была по-настоящему рада, когда он наконец выправил свои демобилизационные документы.

Иногда Арчи освобождался, и мы ехали в Торки. Там я впервые испытала приступ слабости и какого-то общего отчаяния. В то же время, это были не колики, как я подумала сначала. То был первый признак, что я жду ребенка.

Я пришла в восторг. Всегда уверенная в том, что дети появляются почти автоматически, после каждого отпуска Арчи я испытывала глубокое разочарование, не обнаруживая никаких обнадеживающих симптомов, и в этот раз уже и не ждала ничего. Я пошла к доктору — наш старый доктор Пауэл уже не практиковал, так что нужно было выбрать другого. Не хотелось обращаться ни к одному из наших госпитальных докторов, так как я слишком хорошо знала и их самих, и их методы. Вместо этого я обратилась к жизнерадостному доктору под довольно зловещей фамилией Стабб.

В его прехорошенькую жену Монти был влюблен с девятилетнего возраста.

— Я назвал своего кролика, — объяснял он тогда, — Гертрудой Хантли, потому что она самая красивая.

Гертруда Хантли, впоследствии Стабб, была достаточно добра, чтобы выказать себя польщенной и поблагодарить за оказанную ей честь.

Доктор Стабб сказал, что я, судя по всему, женщина здоровая и он не предвидит никаких осложнений — это было воспринято с полным доверием, и всякая суета прекратилась. Не могу не отметить, что в мое время не было никаких клиник для беременных, куда вас непременно таскают не реже, чем раз в два месяца. Лично я считаю: без них здоровье будущих матерей было в большей безопасности. Единственное, что рекомендовал доктор Стабб, это чтобы я показалась ему или какому-нибудь лондонскому врачу за пару месяцев до родов: следовало убедиться, что все идет нормально. Он предупредил, что какое-то время меня будет по-прежнему тошнить по утрам, но по истечении трех месяцев все пройдет. В этом, вынуждена признать с огорчением, он ошибся. Приступы утренней тошноты у меня так и не прекратились до самого конца беременности. И недомогание это не ограничивалось лишь утренними часами. Меня тошнило пять-шесть раз на дню, что весьма осложняло нашу жизнь в Лондоне. Молодая женщина испытывает страшную неловкость, когда из-за очередного приступа приходится выскакивать из автобуса, в который она, бывает, только что не без труда протиснулась, и срочно искать ближайшую сточную канаву. Но ничего с этим не поделаешь. К счастью, тогда никому не приходило в голову пичкать вас талидомидами. Просто все знали, что есть женщины, у которых беременность сопровождается мучительной тошнотой. Миссис Вудс, как всегда осведомленная во всем, что касается рождений и смертей, сказала:

— Ну, милая, если хочешь знать мое мнение, у тебя будет девочка. Тошнота — это девочки. От мальчиков бывают головокружения и обмороки. Лучше пусть тошнит.