Читаем Автобиография полностью

Я потерял интерес к клубу три года назад – по конкретной причине, – но в последнее время он ко мне вернулся, к моему большому удовлетворению. Завещательный дар мистера Бута был большим и щедрым – но он оставил два дара. Второй был не слишком большим благодеянием. Это был Магонигл, его глупый старый родственник, который нуждался в поддержке. В качестве секретаря он автократически управлял клубом и его советом менеджеров, с начала и до момента выхода на пенсию, три или четыре месяца назад. С самого начала я поручил уплату своих членских взносов и клубных расходов своему бизнес-агенту в Хартфорде мистеру Уайтмору. Он заботился обо всех моих делах. Сам я никакими делами не занимался. Когда мы в 1891 году поехали в Европу, я оставил в секретариате письменное распоряжение, уполномочивавшее Уайтмора и впредь оставаться казначеем моих членских взносов. Все оставалось по-прежнему, пока не прошел год. Тогда меня в Европе настиг счет за членские взносы. Я вернул его Магониглу и напомнил ему о моем распоряжении, которое не изменилось. Затем в течение пары лет счета шли к Уайтмору, после чего счет опять пришел ко мне в Европу. Я вернул его с прежними комментариями, но примерно через два года высылка счетов возобновилась. Я отсылал их обратно с обычными пометками. Дважды счета сопровождались оскорбительными письмами от секретариата. На таковые я отвечал в ругательном духе. Наконец, в 1901 году мы вернулись домой. В течение года ко мне не приходило никаких счетов. Затем мы поселились в Ривердейле-на-Гудзоне, и сразу же пришел счет из «Плэйерс» за членские взносы. Я был утомлен и отправил его в мусорную корзину. Через десять дней счет пришел снова, и вместе с ним – туманная угроза. Я и его выбросил в корзину. Еще через десять дней счет пришел опять, и на этот раз угроза была вполне твердой. Говорилось, что, если счет не будет оплачен в течение недели, я буду изгнан из клуба и объявлен неплательщиком. Это послание последовало в корзину за своими предшественниками. В указанный день я был объявлен неплательщиком и исключен – и был этому весьма рад, ибо устал то и дело испытывать на себе глупость Магонигла.

Роберт Рид, Дэвид Манро и другие закадычные мои друзья по клубу были изумлены и связались со мной, чтобы выяснить, что означает это странное дело. Я им объяснил. Они хотели, чтобы я изложил свои доводы правлению и потребовал пересмотра указа об исключении, но я был вынужден отклонить это предложение. И таким образом, положение вещей оставалось прежним и изменилось лишь несколько месяцев назад, когда Магонигл сложил свои автократические полномочия. Ребята думали, что мое возвращение в клуб будет теперь пустячным делом, но я так не считал. Я уже больше не состоял членом клуба. Я мог им стать не иначе, как испросив согласия на то, чтобы за меня проголосовали, как за любого другого кандидата, а я не желал этого делать. Правление исключило меня на основании простого заявления клерка о том, что я не плачу взносов. Ни члены правления, ни клерк не могли знать, получал ли я когда-нибудь эти счета и угрозы или нет, поскольку таковые приходили по почте. Они не просили меня свидетельствовать в свою защиту. Их бухгалтерские книги показали бы, что я никогда не уклонялся от уплаты и платил в срок. Эти книги могли бы доказать, что я не мог вдруг ни с того ни с сего сделаться мошенником, и могу разъяснить ситуацию, если меня спросят. Все поведение правления было таким, как всегда, с самого начала – произвольным, беспардонным и глупым. Подходящим местом для правления была бы лечебница для слабоумных. Я не мог позволить себе, чтобы за меня голосовали снова, потому что, с моей точки зрения, я никогда не переставал законно и правомерно быть членом клуба. Однако, когда Провидение избавилось от Магонигла, способ загладить образовавшуюся трещину, справедливый и достойный для всех заинтересованных лиц, легко отыскался. Меня сделали почетным членом, и я был рад занять прежнее место.

Четверг, 22 марта 1906 года

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное