Автобиография

Из «Биографии» Сюзи

«Наконец папе пора было возвращаться в Хартфорд, а Лэнгдон был по-настоящему болен в то время, но все равно мама решила ехать с ним, думая, что путешествие может пойти ему на пользу. Но после того как они прибыли в Хартфорд, ему стало очень плохо, и оказалось, что у него дифтерия. Он умер примерно через неделю после того, как мама и папа вернулись в Хартфорд. Он был похоронен рядом с бабушкой, в Эльмире, штат Нью-Йорк. (Сюзи покоится там, с ними. – С.Л.К.) После этого мама была очень, очень больна, так больна, что, казалось, ей грозит смерть, но при огромной и бережной заботе она поправилась. Несколько месяцев спустя мама и папа (и Сюзи, которой в то время было, пожалуй, месяцев четырнадцать или пятнадцать. – С.Л.К.) поехали в Европу и остановились на некоторое время в Шотландии и Англии. В Шотландии мама и папа очень подружились с доктором Джоном Брауном, автором «Рэба и его друзей», и папа также познакомился, хотя и не так близко, с мистером Чарлзом Кингсли, мистером Генри М. Стэнли, сэром Томасом Харди, внуком капитана Харди, которому Нельсон сказал: «Поцелуйте меня, Харди», – когда умирал на борту корабля; мистером Генри Ирвингом, Робертом Браунингом, сэром Чарлзом Дилком, мистером Чарлзом Ридом, мистером Уильямом Блейком, лордом Хоутоном, Фрэнком Баклендом, мистером Томом Хьюзом, Энтони Троллопом, Томом Худом, сыном поэта, – и мама с папой были довольно хорошо знакомы с доктором Макдональдом и его семьей, а папа познакомился с Харрисоном Эйнсвортом».

Я очень хорошо помню всех этих людей, кроме последнего. Я не припоминаю Эйнсворта. Но мой летописец Сюзи упоминает четырнадцать человек. Все они мертвы, кроме сэра Чарлза Дилка и мистера Томаса Хьюза.

Я познакомился с великим множеством других интересных людей, в том числе с Льюисом Кэрроллом, автором бессмертной «Алисы», но на него интересно было только посмотреть, ибо он был тишайшим и стеснительнейшим взрослым мужчиной, какого я когда-либо встречал, за исключением только «Дядюшки Римуса». Присутствовал доктор Макдональд и несколько других оживленных собеседников, и пару часов беседа текла живо и энергично, но Кэрролл все время сидел на одном месте, тише воды ниже травы, разве что время от времени отвечал на какой-нибудь вопрос. Ответы его были краткими. Я не помню, чтобы он развил какой-нибудь из них.

На обеде у Смоли мы познакомились с Гербертом Спенсером. На большом званом завтраке у лорда Хоутона мы познакомились с сэром Артуром Хелпсом[174], который в то время был знаменитостью с мировой славой, но совершенно забыт теперь. Лорд Элко, крупный энергичный мужчина, сидел за столом на некотором расстоянии от нас. Он без устали говорил о годалминге. Это был низкий, ровный и невнятный рокот, но я разбирал слово «Годалминг» весьма отчетливо всякий раз, как оно прорывалось, и, поскольку вся сила приходилась на первую часть слова, я от него несколько раз вздрагивал, потому что оно звучало похоже на проклятие[175]. Посреди завтрака леди Хоутон поднялась, небрежно бросила гостям справа и слева от себя: «Извините, у меня встреча», – и без дальнейших церемоний вышла. В Америке такая манера поведения показалась бы сомнительной. Лорд Хоутон рассказал несколько восхитительных историй. Он рассказывал их по-французски, и я ничего из них не упустил, кроме сути дела.

Я приведу здесь одно-два письма, на которые ссылается Джок Браун в своем письме, полученном мною день-два назад, о котором я говорил во вчерашней записи.