Запомните, я не был грубым с тем мужчиной. В той ситуации мои вопросы были абсолютно правомерны, возможно, еще и потому, что он не мог на них ответить. И как ни странно, с того самого дня я не только начал задавать вопросы, но и перестал получать на них ответы. Я встречал очень много так называемых духовных людей, но ни один из них не мог ответить на мои вопросы. В каком-то смысле то событие определило всю мою жизнь, ее особый аромат.
Шанти Сагар покинул наш дом в ярости. Я же, наоборот, был невероятно счастлив и не скрывал этого от деда. Я сказал ему:
– Нана, он может злиться сколько угодно, но я чувствую, что был прав. Твой гуру – серая личность. Тебе бы следовало выбрать в учителя кого-то более достойного.
Дед не мог удержаться от смеха.
– Возможно, ты и прав, но в моем возрасте не очень-то практично менять учителей. – И посмотрев на бабушку, добавил: – Ведь так?
Нани была верна себе:
– Никогда не поздно что-то менять. Если видишь, что принял неверное решение, выбери другое. Правда… поторопись, ты ведь уже не молод. Только не говори, что ты слишком стар. Это у молодых вагон времени, а у стариков его нет. Ты ведь не мальчик уже.
Дедушка умер лишь несколько лет спустя, но так и не решился найти нового гуру. Все шло как прежде. Бабушка часто подтрунивала над ним, говоря:
– Когда же ты поменяешь своего гуру и свои взгляды?
А он отвечал:
– Скоро, конечно, уже скоро.
Однажды бабушка сказала ему:
– Прекрати нести чушь! Если не изменишься прямо сейчас, то не сделаешь этого никогда. Хватит с меня пустых обещаний. Ты либо меняешься, либо нет. Только не нужно врать.
Эта женщина могла бы стать невероятно влиятельным человеком. Роль домохозяйки была явно не для нее. Она не должна была жить в этой маленькой деревушке. Весь мир мог бы слушать ее, затаив дыхание. Возможно, я делаю то, что предназначалось ей. Может быть, я стал ее продолжением. Она любила меня так сильно, что была мне роднее матери. Я всегда считал нани своей настоящей мамой.
Только ей я мог сознаться в каких-то дурных поступках. Только ей, больше никому. Я безмерно ей доверял. Я мог поведать ей все свои тайны, потому что однажды я осознал одну вещь: нани меня понимает.
Мне кажется, что в тот день, когда я задавал монаху-джайну странные, неприятные, раздражающие вопросы, я не делал ничего плохого. Возможно, ему это было даже полезно. Может быть, в один прекрасный день он все поймет. Если бы у него хватило духу, он понял бы все уже тогда, но он оказался трусом и попросту сбежал. С тех пор это стало для меня привычным. Так называемые махатмы или святые – все оказываются малодушными лжецами. Еще ни разу я не встречал махатму – индуистского, исламского, христианского или буддийского, – про которого можно было бы сказать, что он обладает по-настоящему мятежным духом. Но если ты не бунтарь, ты не религиозен. Мятеж – вот истинная основа любой религии.
Нана был для меня не просто дедушкой, отцом матери. Трудно объяснить, кем он для меня был. Он называл меня «Раджа», что значит «царь». И в течение семи лет он делал все, чтобы я действительно жил по-царски. На мой день рождения он приводил из ближайшего города слона… В те дни в Индии слоны были только у двух сословий – у царей и священнослужителей, – потому что содержание слона, корм и уход за ним стоили очень дорого. Священники могли себе это позволить, так как у них было множество прихожан, которые жертвовали средства не только для них самих, но и для их животных. Неподалеку от нашей деревни жил один такой святой, у которого был слон. Дедушка договаривался с ним, и на мой день рождения слона приводили к нам. Нана усаживал меня сверху, а по бокам вешал два мешка с серебряными монетами.
Когда я был маленьким, в Индии не было бумажных денег. Вместо рупий люди расплачивались серебром. Дедушка набивал деньгами два огромных мешка, вешал их на слона, и я катался по деревне, разбрасывая монеты во все стороны. Так мы отмечали мои дни рождения. Однажды я ехал впереди, а он сзади на телеге, запряженной буйволом. Телега тоже была полна денег. Он ехал и кричал: «Не скупись. У меня еще много. Бросай, не жалей».
Он всеми силами пытался внушить мне мысль, что я королевских кровей.
В разлуке есть своя поэзия. Человеку просто нужно выучить ее язык и однажды испить эту чашу до конца. Тогда горечь сама по себе превратится в радость… невероятно, но факт. Я понял это, когда умер мой нана. То была окончательная разлука. Мы больше никогда не встретимся, но в этом есть особая прелесть. Он был стар. Похоже, у него не выдержало сердце. Он болел, но мы не знали чем, потому что в деревне не было ни врача, ни аптеки, ни хотя бы просто лекарств. Мы так и не узнали, от чего он умер, но думаю – от сердечного приступа.
Когда он уходил, я наклонился к нему и спросил:
– Нана, может быть, ты скажешь мне что-то на прощание? Каким будет твое последнее слово? Дай мне что-нибудь, что напоминало бы мне о тебе.