Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2

Майзельс и Казлас «оба работали в одном учреждении со мной», свидетельствовал Кутузов. В их компании «приходилось выпивать». Но ни о каких голодовках политзаключенных он не слышал. «Эти встречи и не имели политического характера, и слышанный мною разговор сводился к анекдотам. <…> Я убедился, что в упорстве троцкистов основным стержнем является личная и групповая обида и озлобленность». Кутузов назвал всех этих людей – «группа троцкистов-капитулянтов». «Скажите, – уточнял следователь, – являлись ли они капитулянтами в действительности (фактически) или только формально?» «Капитулянтами они были формально, фактически оставались с троцкистскими настроениями. Но, как мне известно, борьбы активной с партией не вели. Формально капитулянтом считаю и себя, потому что я не вел борьбы с троцкистами и сохранил <…> троцкистские настроения».

К этому периоду относится и встреча Кутузова со своим давнишним союзником по оппозиции Иваном Голяковым в начале декабря, вероятно, 1932 года: «Он был в Енисейске проездом в северную тайгу, куда ехал работать и ожидал здесь дня два лошадей. Мы поделились воспоминаниями о Бутырской тюрьме, о последующих событиях в личной жизни. Я сообщил ему, что в колонии троцкистов не состою, знаком немного с отдельными троцкистами (помню, что Голяков интересовался, есть ли кто-нибудь в Енисейске из „крупных“ троцкистов). Я познакомил Голякова с Майзельсом и Казласом, вместе выпивали. Если не ошибаюсь, мы вместе с Голяковым заходили на квартиру к Новикову Михаилу. Политическая позиция Голякова мне осталась неясной. При прощании он спросил, не считаю ли я его предателем за показания на следствии в Бутырской тюрьме. Я ответил, что предателем его не считаю, так как я сам разоружился – и мы расстались приятелями»[1526].

В ноябре 1932 года начались послабления для ссыльных – Кутузов и Майзельс получили разрешение на переезд в Красноярск. Обоим хотелось вырваться из обстановки, «которая никак не способствовала окончательному удалению от троцкистов. Тем более касалось Майзельс потому, что он в Енисейске до подачи заявления состоял в колонии правоверных троцкистов». Кутузов в июне 1932 года, работая на Маклаковском заводе, подал заявление в ЦКК «о предоставлении мне таких условий работы, в которых я мог органически перевооружиться на основе политики партии, чтобы приобрести право просить о возврате в партию. И я рассчитывал, что такие условия получу в Красноярске».

В Красноярск Кутузов прибыл в начале 1933 года, получил работу на большой стройке второй пятилетки – Красмашстрое. Он работал на стройке вагонов старшим прорабом по монтажу, а с 15 мая 1934 года по совместительству выполнял обязанности главного механика. За ударную работу в тяжелых условиях начальство премировало Кутузова, но его запятнанное прошлое все еще настораживало.

В Красноярске Кутузов поддерживал связи с некоторыми ссыльными троцкистами. «Здесь я ближе познакомился с Лохмачевым, который работал в Красмашстрое до увольнения, т. е. до конца 1933 года. С семьей Лохмачева я и жена сохранили за все это время близкие приятельские отношения. У Лохмачева я познакомился с его приятелем Минцем – тоже капитулянт, отбывавший весь срок ссылки в Красноярске. Таким образом и составился круг моих постоянных знакомых в городе: Лохмачев, Майзельс и Минц. К этой же группе относился еще тоже капитулянт Балуев, который получил освобождение осенью 1933 года, но потом его возвратили и отослали в Енисейск с дополнительной „двухлеткой“». В разное время Кутузов встречал этих людей у Лохмачева, и они тоже бывали у него на квартире, Минц даже ночевал. «Нас всех объединили следующие моменты: идейного троцкистского стержня у нас не было, бороться с партией мы не хотели и не были способны, все сделали заявления о прекращении борьбы и о разоружении, но все имели, конечно, в разной степени недовольство против партии, хотя оно, может быть, и не выявилось при разговорах. Я не помню сколько-нибудь значительного политического разговора, который мы вели, и который можно было бы привести для нашей характеристики. Разговоры обычно вращались вокруг бытовых вопросов».