Автономия и ригидная личность

Жесткая целеустремленность ригидной личности сужает ее интерес к миру, ограничивая и наполняя предубеждениями ее восприятие внешнего мира. Такой человек занят поисками только данных (а в паранойяльном случае — ключей), соответствующих своим целям или своей обеспокоенности. Страдающий навязчивостью мужчина, проверяющий соответствие каждой женщины-претендентки целому списку требований, существующих у него в голове, с целью выбрать подходящую ему жену, объективно не видит женщину. Он видит некий перечень черт и качеств, которые в сумме составляют не личность, а высокий или низкий общий балл. Это некая разновидность субъективизма, сознания, которое не является ни открытым, ни внимательным к внешнему миру. Наоборот, оно является ограниченным и предвзятым, так как должно удовлетворять заранее установленным требованиям и жестко поставленным целям. Иными словами, волевое поведение ригидной личности не направляется осознанными целями и задачами, как это обычно бывает вследствие объективного внимания к миру, непрерывного его объяснения и «попыток» вообразить возможности действия. Поведение ригидной личности управляется жестко зафиксированными и заранее установленными целями и в дальнейшем «технически» пополняется только информацией, соответствующей этим целям. Именно такой процесс приводит к самоощущению, похожему на описание одного мужчины, страдающего навязчивостью, который счел, что жизнь во многом проходит «на автопилоте». Поведение ригидных людей начинает во многом походить на этот процесс, когда они в своей повседневной деятельности, в своих ритуалах, в своих пересказах догм механически корпят над выполнением своих целей, совершенно не обращая внимания на собственные интересы. При этом такое волевое управление гораздо менее автономно, чем кажется. Строго говоря, во многих отношениях оно только псевдоавтономно.

Я думаю, вполне понятно, что псевдоавтономия рождается в результате внутреннего отношения к высшему авторитету, о котором я уже говорил. Цели, которые перед собой ставит ригидная личность, и задачи, которые она решает («Я должен добиться большего», «Я должен крутиться»), по своему характеру очень похожи на некие установленные авторитетные нормы или императивы. Ригидная личность ссылается на эти авторитетные правила, а также на актуальные для нее примеры и образы авторитетных фигур именно тогда, когда внимание и интерес другого человека были бы направлены на внешний мир. Например, это становится очевидно при попытке одержимо-навязчивой личности выбрать между двумя решениями: х и у, опираясь на некое правило, закон, авторитетное мнение или свое представление о том, какой выбор сделал некий очень уважаемый человек, — и все это вместо того, чтобы просто рассмотреть возможности х и у. Или когда ригидная личность опирается на некую авторитетную догму, занимающую все ее внимание и все ее мысли, она не обращает внимания на реальные факты. Такие решения и суждения преимущественно развиваются не из отношения человека к внешнему миру, а из его некоторых внутренних представлений об авторитете — то есть из его отношения к некому аспекту собственной личности. Эту мысль можно выразить иначе: отношение ригидной личности к таким авторитетным правилам и фигурам подменяет объективное отношение к внешнему миру, и тогда оно теряет свою необходимость.

Интересно сравнить этот процесс с ригидностью маленьких детей, поведение которых тоже не управляется объективным отношением к внешнему миру. Например, Вернер[53] описывает способ привычных действий, присущих маленьким детям, отмечая их усердное, внимательное и зачастую очень манерное поведение. Каждый элемент такого действия должен быть тщательно выполнен, ничего не должно быть упущено, не должно быть никакой торопливости и не допускается никаких компромиссов. Становится ясно, что ребенок ранее осуществил это действие, восстановил его в памяти, и потому может воспроизвести его так же, как полное непрерывное представление, «которое нельзя разделить на существенную и несущественную части»[54]. Вернер добавляет: «Фактически в последнем случае анализ показывает... что в основе такой ригидности и недостаточной гибкости мотива и цели лежит относительное отсутствие полярности между субъектом и внешним миром»[55]. Иными словами, у ребенка нет ясного и объективного ощущения связи между действием и целью, и его действие не столько направляется объективным вниманием к прогрессу действия и контакту с окружающей средой, сколько «включается» самой целью и быстро продолжается в виде непрерывного реактивного процесса, основанного на воспоминании.