Автопортрет

Полагаю ты помнишь тот звонок, буквально несколько фраз. Уже с утра меня начал точить червь – позвони да позвони, ну я возьми и позвони, зачем противиться – спрашивается? Хотя рука аж никак не подымалась, как можно!, после всего того кровогноехарканья взаимного да разбегу в стороны разные чтоб не видеть – не слышать друг друга взаимно ненавистных. Так вот, хоть мысль сама звучала кощунственно, но мы взяли и помирились, это же не понарошку было, я ж ничего не путаю, ведь нам было плохо, нам и сейчас плохо, ведь не могут же люди вот так, в одночасье взять зачеркнуть и забыть друг друга, я знаю, что слов тех ты бы не простила никогда и никому, а мне вот, взяла и простила.

Наверное это сродни любви родительской в том случае трагическом, когда дитя любимое единственное становится хромоножкой, эпилептиком, наркоманом… их любовь от этого ведь не становится меньше, не исчезает бесследно, не расстворяется подобно туманной дымке утренней, нет, она всегда с ними, до конца самого, вздоха последнего, просто она иной становится – мученической, жертвенной, страдальческой… Мы сидим на скамеечке, покуриваем. Затем ты достаешь из сумки пакет. А из пакета два банана. Один отправляешь себе в рот, другой сначала в пакет, затем в сумку. Приятного аппетита, дорогая!

«Да не расстраивайтесь уж так, новую найдете…» – это мне Сильвия премудрая. «Вся беда наша, что как только найдем, так сразу портрет рисовать начинаем» – несколько месяцев спустя. Портрет Дориана Грея в обличье женском. А хочешь, докажу на двух пальцах, что я – пусть с последней буковки самой махонокой – почище, а главное самое попорядочнее тебя – цяци на загляденье буду. Поскольку ты даже не догадываешся о такой диспозиции жизненной – превратись в само внимание. Диагноз мой, алкоголика, врача к тому же человека которому ты дорога медицински выверен, математически точен и по человечески безошибочен.

Сермяжная правда жизни в том, что ты спиваешься. Разумеется, это хоть что – то, в этом спасение, лучше (по себе знаю) сойти с круга, чем рехнуться в четырех стенах осатаневши от одиночества. Таков печальный, увы, удел многих одиноких сердец в городе в котором до тебя никому дела нет и мы с тобой не исключение. Жизнь твоя, вроде моей, чтоб не обидно было, пуста и никчемна, о чем доподлино известно тебе, разрывающейся между Нью Йорком и Москвой. Дебильное убиение времени ради грошового заработка в черушнике, приблизительно там же кров, отсутствие нормальных бумаг, невыносимое и унизительное для изысканой дамы положение человека второго сорта, поэтому тебя время от времени рвет. Повинуясь порыву ты стремишься уехать, вырваться из заколдованого круга безнадеги и безвременья, но в последний момент самый тебе становится страшно и правильно, что становится страшно, потому что поезд московский твой ушел давно и след его простыл в тумане далеком. Ты там никому не нужна. Впрочем, похоже, и здесь. Голова твоя кудрявая работает в режиме раздрай, ни семьи, ни любви, ни денег, ни работы, ни привязанности, ни толком ни кола ни двора что тут, что там. Ты умудрилась, детка, профукать всё, правда, ты тут не при чем, нас, таких – легионы. Судьба такая. Ты же не нарошно. Так же как и я, к примеру, чтоб не ходить далеко. Аутсайд, алкоголь, музон, кабак, мужики да бабы – многие бы обзавидовались. Да и хороша по прежнему. Кому как не мне понять тебя… не помню… не знаю… даже с поправкой на лживость, между прочим 100 % косвенного признака деградации человеческой личности, это бросается в глаза. «Как, ты был в Бразилии?» – дорогая, сколько тебе можно рассказывать о Бразилии? Как, мы были в ПРИМОРСКОМ? Н-дас. На медицинском языке подобная забывчивость именуется ретроградной амнезией. «Она любит поддать», комментируют наши общие знакомые, добавляя кой чего похлеще. Поведение твое, дорогая, особо манера довольно отвратная водить хороводы с представительницами одноименного пола, бросается в глаза и наводит на размышления. Что нас роднит – мы оба капитально сидим на стакане. Хотя в моем сознательном и добровольном убиении – betaeubung – заложен изначально иной смысл. Так вот, продолжим. Ты уже одна однешенька западаешь посреди ночи добавить за счет первого лепшего под руку подвернувшегося асера. Принять из рук, которые ты видишь в первый и последний раз. Затем, помимо пойла дармового, цветы. Облобызать спьяну слюнявые губы. И прокатиться за бесплатно с тем же мудаком. В том нет ничего предосудительного для леди, подскажи как их называют, с Бирюлево. Как ты стрепенулась заслышав приговор: «дешевая женщина». Заруби себе на носу. Породистая собака не лакает с первой попавшей миски как не берет из рук чужих. Даже испытывая материальные затруднения. Ты спиваешься, дорогая. Причем банально. Кстати. Ты не обратила внимание, я перестал подходить к тебе на пляже. И не только потому, что моему ты предпочитаешь женское общество.