Автопортрет

У нас впереди год любви и счастья. Бездна времени. Правда, его могло быть и больше, не уйди ты от меня. Ты ушла в апреле, я помню и никогда не забуду, словно это произошло вчера, этот черный, сказочный по красоте день в мельчайших деталях. Золотая осень в Южном полушарии, тишина, умиротворение, и я, идущий к тебе навстречу словно на заклание, на эшафот, на плаху, в твердой уверенности, не чувствуя – зная, куда и зачем иду я. Это совсем недалеко, всего пару квадр, которые я осиливаю словно взбираясь на Голгофу в ожидании распятия. Я знал об этом еще тогда, когда мы сидели в парке на лавочке и ты судорожно держалась за мою руку. Ты держалась за руку так судорожно как только и может держаться женщина за руку мужчины от которого только что вытравила плод. Ты не первая судорожно тискающая мое запъястье сидя вот так на лавочке и у меня нет иллюзий. Я предчувствовал что потеряю тебя, что так не может продолжаться всегда, но ты вернулась, искала, ты так захотела меня видеть, внезапно, до крика, до боли, тебе стало страшно, что мы расстались навек, и ты пошла, побежала, стучала, звонила, но я уже там не жил, я подолгу не задерживаюсь ни где, хотя я хочу жить на одном месте вечно, всю оставшуюся жизнь, никуда не ехать, не плыть, не идти, не лететь, мне надоело всё, зачем мне эти города, страны, материки и континенты, миллионы, миллиарды человеческих существ, зачем мне все женщины мира, если мне нужна лишь ты одна… Через пол года мы найдем друг друга и взорвемся в объятьях и это чудо будет нет, не вечно, чудо не может длиться вечно, но вполне достаточно, чтобы считать свою жизнь счастливой. В не зависимости от того, что ждет меня дальше.

Шум ниспадающей воды доносящийся из ванны прекратился, и я весь напрягся… мы замерли на пороге словно щенки, нежно так, тихонько лобызая друг друга, выдыхая время от времени это волшебное Amor… вдыхая пряди твои волос еще влажных, глаза, губы, тело, долго и медленно, медленно и долго, нашим измученым и усталым телам это не надо – этого требуют наши просветленные утренние души в который раз услышать шелест этого волшебного слова – Amor! В миг какой – то проскакивает искра и мы начинаем терзать друг друга в лучах поднявшегося солнца утреннего на ложе любви безразмерном как и чувства наши внезапно вспыхнувшие, которого нам мало как мало мира всего, мы терзаем друг друга остервенело, исступленно, взахлеб, молча, яростно, любя и ненавидя одновременно, тела наши переплетены словно в смертельной схватке как в последний раз, глаза широко раскрыты и закроются только на миг в тот самый, когда по телам током пробежит любовная судорога и губы наши вопъются в губы до боли, до крови, до скрежета зубовного.

Наверное чувство это сродни чувству маленького ребенка, которого любящая мама оставила одного в большой, пустынной комнате. Ему становится страшно одиноко и тоскливо от одной только мысли, что его дорогая мамочка больше никогда не вернется, что его оставили навсегда в этой страшной комнате и он больше никогда не увидит ее, свою дорогую и горячо любимую мамочку, тут крохотное существо начинает метаться, плакать, кричать, стучать в запертые двери и тыкаться слепо носиком в оконное стекло не понимая как его, такого маленького, крохотного и беззащитного могли оставить наедине с этим холодным, чуждым, враждебным миром.

Такси! Оно скрывается за поворотом и вмесие с тобой уходит весь мир. Медленой, тяжелой походкой враз постаревшего человека возвращаюсь в свою враз ставшею пустой, холодной и ненужной комнату, присаживаюсь устало и наконец то смеживаю глаза. Впереди день длиной в год, длиною в жизнь, длиною в вечность. Сейчас меня начнет мучит, грызть, разъедать одиночество, когда ты всё время один – ну как сейчас, то ты к нему привыкаешь, свыкаешься, как привыкают, свыкаются люди с протезом, или там с глухотой, но затем, когда нога вырастает заново или возвращается слух человеку невыносимо возвращаться назад – в увечье или болезнь. Не в силах оставаться в стенах, еще хранящих твое тепло я пойду в залитый солнцем город, найду траву и упаду лицом кверху, на которое будет падать тень большого южного дерева. Закрою глаза и впаду нет, не в сон – забытье, которое будет продолжаться до самого вечера и когда я выйду из забытья тень уйдет далеко и спрячется за крышами. Я приму положение именуемое сидячим и начну с любопытством рассматривать биение жизни происходящее вокруг – детишек, резвящихся под присмотром дородных матрон – мамаш на детской площадке, пожилую пару – перекидывающую через сетку волан, шахматистов и картежников – окупировавших столики неподалеку, просто пешеходов, прохожих, праздношатающихся, гуляк, отдыхающих этим воскресным днем в одном из парков столицы. Затем чужестранец встанет, отряхнется, и почувствовав прилив жажды и голода, пойдет в жилище именуемое домом. Это совсем недалеко. Примет душ, переоденется, поужинает, откнется в кресле, щелчком выбьет из пачки сигарету, прикурит от свечи, и вспомнит, в раз который – о тебе.