Автопортрет

Ты всегда засыпала первой. Проваливалась едва коснувшись подушки. С первыми лучами, пробивающимися через высоченное дно колодца и огромные окна венецианские, тихий свет которых ласкал тебя, нагую, возлежащей на огромном, безразмерным просто ложе любовном. Там, на Онсе. Никак не вспомнить, это было до или после когда ты ушла чтобы затем вернуться. Разве мог предположить тогда я, что и следующая женщина в жизни моей уйдет так же, и та, что за ней… Правда, ты, как и та женщина, вернулась в отличии от той, ушедшей навсегда. Навсегда, навсегда… Скажи, Amor, можно я буду к тебе так обращаться, единственной по имени, ты ведь обратила внимание – остальные безымяные, все, кроме тебя не потому, что я любил тебя больше, или там сильнее, просто мы так общались друг с другом и это было правдой, а не только потому, что в далеком чуждом и враждебном мире встретились и потянулись друг к другу два одиночества, они встречаются везде и тоже тянутся навстречу как распускающиеся бутоны прекрасных цветов в лучах весеннего солнца, правда затем один из них увядает, чахнет, сморщивается и никнет клонясь печально долу, в то время как другой – напротив, распускается полный соков жизненных во всем своем великолепии и красоте. Ты ведь единственная, ты ведь не можешь не помнить: «За каким чортом ты приперлась в эту драную Аргентину?». – «Да вот тебя встретить». И я тоже знаю теперь за каким чортом туда приперся я. Да я приперся бы самому чорту в зубы только для того, чтобы встретить тебя. Прекрасную, нагую, возлежащую на ложе любви. Сонмы мужчин отдали бы не задумываясь жизни за право обладать и любоваться тобою, покоящейся на высокой подушке с прядями ниспадающими о которые ламаются гребешки, лицом, телом, на которые я вглядываюсь, смотрю долго и пристально, не отрываясь, словно предчувствуя, что придет день как и час и другая вытеснит твой облик из памяти, сердца, души, словно окатываемый всё усиливающимися волнами прибоя он размывается, меркнет, тускнеет, погружаясь в пучину памяти буквально на глазах его сменяет другая женщина, пряди, лицо, голос, походка, я гоню образ ее, но женщина, возникающая словно Афродита из морской пены появляется вновь и вновь… Постепенно море успокаивается, на место волн приходит легкая морская зыбь, которую в свою очередь сменяет штиль, и – она. Я знаю, Amor, ты поймешь и простишь, так же как я пойму и прощу тебя.

Но это будет потом, ах счастье какое, что людям неведомо это страшное слово «потом», что нам неведомо будущее, иначе мы бы не выпустили друг друга из объятий, никогода, мы бы в них просто задохлись как задохнулись и погибли мириады любящих сердец человеческих от одной только мысли о расставании навек. Человек входит в чужую жизнь становясь частью ее, со временем все большей и большей, он кричит криком страшным «Я не хочу!» ее лишаться, царапается, цепляется из сил последних, ведь изначально люди не хотят этого, всеми силами противятся, им кажется, что вот, наконец – то, он, она, нашли то к чему стремились всю жизнь, к тому, что составляет главное самое у каждого из нас, между ними возникает некое притяжение, зависимость, страсть именуемые любовью, они не могут друг без друга, мучаются, изводятся сами и изводят друг друга и всё для того, чтобы в итоге расстаться навсегда. С тех пор прошло немало лет и в стране уже другой возникло чувство уже к другой, затем в стране еще одной другой возникло… но ты ведь знаешь, каждая последующая копия отличается качеством, выходит более блеклой, буквы размыты, нечетки, простенький текст читается с трудом. Ты начинаешь буквально на ровном месте спотыкаться, ошибаться, совершать непростительные, элементарные ошибки, впадать в крайности, часом чуть ли не в детство, перестаешь быть самим собою, не понимаешь в чем дело, это непонимание раздражает до крайности, изводит, делает жизнь несносной, невыносимой, уж поверь. И ты хочешь покончить с этим, но покончить не выходит никак, потому, что в тебе еще есть силы и бурлит жизнь, ты начинаешь искать, метаться, надеяться, все в тебе противится одиночеству, ты знаешь, что где – то в этом мире есть женщина – не может быть, в которой спасение и ты должен найти ее во что бы то не стало, и ты ее найдешь или погибнешь, ибо это единственное, что примирит тебя с миром. Единственное. Больше никто и ничто.