Автопортрет неизвестного

– А драть жену товарища и делать ей ребенка – не подло?

– Я вас не понимаю, мой дорогой наставник и редактор, учитель и коуч, – поджала губы Юля, но тут же засмеялась и снова перешла на «ты». – Ты какой-то чересчур мужик и чересчур простой какой-то, не сказать бы – примитивный, прости. – И она скорчила рожу: – «Мое! Моя баба! Кто тронет – убью!» Тем более что он точно ничего не знает, он только подозревает.

– Все равно достоевщина.

– Не достоевщина, а страсть! Безумная страсть к делу, к своей жизненной цели. Арест и гибель Ярослава Смоляка – это для министра Перегудова крах. Крах его проекта. Ну или отсрочка на годы. То есть все равно крах, потому что тогда Америка обгонит. Будет щупать небо, и глушить наши антенны, и шпокать нас – шпок-шпок-шпок. Ну и крах его карьеры, это тоже было, чего уж там. Но так, в спокойном размышлении. А так для него вот что главное, вот именно его антенны и радары, а не кто кого трахает, извини меня, конечно! – Она перевела дыхание. – Кроме того, как ты только что услышал, она его не очень-то возбуждала. Если по-вашему, по-мужски. Разве так не бывает? У женщин бывает. Вроде все в нем прекрасно, а не хочется.

– Да, у мужчин тоже так бывает, – сказал Игнат чрезвычайно серьезно и поэтому с тайной насмешкой.

Но Юля сделала вид, что не поняла. Или на самом деле не поняла.

Тем временем Римма Александровна пересела во главу стола, на место покойника, где все еще догорала свечка, совсем оплывши и превратившись в желто-белую гроздь стеарина. Сняла кусок черного хлеба с рюмки, рюмку выпила, а хлебом закусила. Правда, перед этим намазала хлеб маслом и положила на него кусок осетрины.