Автор Исландии

Кухня была почти такой же, какой ее оставила старуха Душа Живая. Но при этом все было чище, а запах приятнее. У черной плиты стояла та молодая бодрая женщина с потрясающими густыми русыми волосами и пекла оладьи на черной сковороде. Сгорбленный человек в фартуке относил чашки с кофе на стол, который был гораздо больше, чем старый кухонный стол Хроульва. За ним, как и прежде, сидела старая супружеская пара в дальнем углу, ближе ко мне – широкозадая женщина с маленькой головой и ее муж с большим носом, седой шевелюрой и смуглой кожей, вокруг глаз еще более темной. Я обнаружил, что под окном за моей спиной поставили теплую батарею. Я пододвинул табуретку к ней, надеясь, что так одежда на мне просохнет. Присутствующие обсуждали работу этого кафе.

– Ну да, значит, вот оно как… а оно у вас здесь давно открылось? – спрашивал Носач.

– Уже третье лето работаем, – любезно отвечала молодая женщина и снова повернулась к своей сковородке.

– Ну и как, успешно?

– Да-да, но вот чтоб люди об этом узнали, нужно время.

– Ну да, оно у вас, конечно, далековато от основных трасс.

Сгорбленный фартучник принес полный кофейник кофе и поставил на стол. Я вежливо попросил у него чашечку, но он не ответил мне.

– Тут все очень-очень похоже на то, что я себе представляла, когда читала эту книгу, – сказала широкая женщина с маленькой головой.

– Да-да, в ней ведь все основано на местной специфике и реальных событиях, – поддержала молодая Оладьевница.

– Да, правда? – отозвалась Маленькая голова и повернулась к двери.

Женщина из белой машины-«Лапы», входя в кухню, сдвинула очки на прическу. У нее были пышные взбитые черные волосы, белая куртка-жилетка, голос вибрирующе-мощный:

– Здравствуйте! Ну у вас здесь и аромат, м-м…

Эта Лапа явно принадлежала к тому виду женщин, который в палитре человеческих типов отстоит дальше всего от меня: без умолку разговаривающая бодрячка. Но вот что удивительно: я всегда питал к ним какую-то слабость – к этим современным бродяжкам на «Фиатах» с целым баком смеха и целым багажником рассказов. Эти маленькие коренастые женщины, вечно спешащие по всей стране, – они были сексуальны! Лапа встала у буфета, словно это придорожное предприятие по производству оладьев принадлежало ей, и обратилась к своим двоим детям:

– Габриэль Лойи, иди-ка сюда, дружочек, не стесняйся!

Я вновь попросил у Фартучника кофе и что-нибудь к нему, но безрезультатно. Судя по всему, они все здесь молча согласились не замечать меня. Сейчас вошла семья из джипа. Мужчина-конус без шеи и широкоплечая женщина в спортивном костюме. С ними – один депрессивный подросток неизвестного пола и двое детей помладше: мальчик и девочка. Оладьевница подошла к столу, улыбаясь, и поставила на него тарелку с горой свежей выпечки, потом пригласила семью из джипа угощаться и усадила за стол. Она была весьма красива – какой-то крепкой и здоровой красотой. На ее левой щеке виднелась большая выпуклая родинка, к которой я явно не имел никакого отношения. Хотя я, как и прежде, не испытывал голода, мне захотелось попробовать эти красивые оладьи, но к нежелательным галлюцинациям прибегать не хотелось. Наконец все расселись, кроме Лапы, и тут Оладьевница указала на мою табуретку и сказала: «Вот одно свободное место!» Я едва успел вскочить на ноги, а она обхватила сиденье и переставила табуретку от батареи. Я отступил в угол к двери на лестницу и заглянул в ложбинку между грудями Лапе, которая подошла и собралась сесть на табуретку. Груди-толстяки.

– Погодите-ка, не садитесь, – сказала Оладьевница. – По-моему, она в чем-то мокром, позвольте мне вытереть.

Она стерла бледный мокрый след с табуретки тряпкой, и Лапа водрузила на нее свои толстые мягкие ляжки и позвала Габриэля Лойи к себе на колени. Он подошел, но захотел постоять и робко смотрел, как Фартучник ставит на стол новые чашки.

Дело ясное. Я умер во второй, если не в третий, раз. А сейчас вдобавок стал еще и невидимым. Ах, как это все утомляет! Я наклонился и увидел в окно, что на двор въезжает еще одна машина. Бойкое местечко. Но я не видел, чтоб с посетителей тут брали входную плату. Значит, они, родимые, открыли это кафе из каких-то жутко идеалистических побуждений. На стене висели стихотворения в рамках, отсюда я не мог их прочитать, однако одно из них было озаглавлено: «Эйвис».

– Откуда едете? – спросил Носач Джиповладельца.

– Возвращаемся с Хердюбрейдских источников, вот и решили заглянуть, у жены сюда подруга заезжала, и…

– Да, здесь прямо здорово, прямо отличное начинание, – ответил обладатель большого носа.

– А вы? Вы-то откуда едете? – спросил Джиповладелец.

– Мы тут, так сказать, ездили на встречу родственников в Широкой долине, а сейчас решили просто прошвырнуться на север, даже думали назавтра поехать на Равнину.

– Да, да… А народу к вам как, много приезжает? – спросил Джиповладелец Фартучника, который как раз поставил перед ним чашку.

– Да, да, просто отбою нет, – ответил Сгорбленный.

– Вообще, так здорово здесь сидеть, прямо как будто видишь перед собой Эйвис и этих, как их… – сказала Джиповладелица прокуренным голосом.