Автор Исландии

Постепенно Лаурус стал известен в окрестных поселениях под именем Лаурусом. Когда все постепенно сошлись на том, что он не нахлебник, а редкая птица, все стали больше радоваться визитам этого Лаурусома: «Ух ты, к нам наш относительщик пожаловал!» Хроульв, как и во многом другом, был здесь исключением. Он не выносил всякой бредовой чуши.

Они стояли втроем у нефтяного бака: приемный отец, отец и сын; они только что сообща перекачали в него все содержимое двухсотлитровой бочки, – когда этот Эйнштейн высокогорных пустошей принялся растолковывать им относительность силы тяжести:

– Если мы, например, возьмем этот камень, Хроульв… Смотри-ка. Если я его отпущу, что будет? Вот! Он упадет на землю. Тебе кажется, будто он падает.

– Кажется? – фыркнул фермер, а подросток быстро посмотрел на него из-под насупленных бровей.

– Да, тебе кажется, будто он упадет на землю. Только это не так, ну, смотри, на самом деле это Земля движется навстречу ему. Потому что Земля летит в космосе и вокруг Солнца со скоростью ста тысяч километров – и сама подлетает к нему. А камень никуда не движется.

– Да, нам крупно повезло, что она летит не в другую сторону, – сказал фермер, взял пустую бочку и унес в коровник.

Вот в чем состояло неудобство жизни в дальней долине: трудно прогнать гостя со двора. И не было заведено, чтоб путники платили за ночлег. Неписаный закон в Исландии на протяжении тысячи лет: всем, кого занесло на хутор, полагались пища и кров. Никто не хотел наживаться на непогоде. Все держались вместе и спали вместе. Но за горой уже поджидали асфальтоукладчики, которым предстояло освободить исландцев от необходимости несколько раз в год демонстрировать подобную любовь к ближнему. Но в Хельской долине гости были, конечно, не таким стихийным бедствием, как в Болотной хижине, стоявшей на своего рода перекрестке: последний хутор в Восточноречной долине, а по самой этой долине проходил путь с Косы на север страны. При этом там постоянно кто-нибудь проходил или проезжал. Каждую вторую осень охотники на куропаток и оленей отступали в эту долину под внезапной атакой небес и своим пением, сопровождавшимся возлияниями, навевали на хуторян бессонницу. Инспекторы сельской жизни регулярно макали здесь свой кусок сахара в кофе, вероятно, даже чаще, чем где-либо, из йоурнических побуждений. Однажды к ним на целых две недели свалился охотник на лис с пулей в ноге, а однажды на хутор занесло из черной пурги раскрасневшегося, вконец одичавшего человека, который целые выходные лаял у них по-собачьи. Но самыми неудобными гостями для фермера были иностранные ученые, геологи да физики со своими дурацкими рюкзаками, которые ничего не брали, кроме кипятка. Ну что за невоспитанность – расставаться с хозяевами голодным! – бормотала старуха, унося куски рулета обратно в кладовку. «Хух! Они смахивают на крыс, едят вроде мышей и по стране ползают наподобие вшей».

А вот теперь – Лаурусом, старый черношапочник, у которого тело уже стало таким относительным. Хроульву вообще не хотелось разговаривать с ним и даже слушать, но в эту Страстную неделю плюс еще четыре дня, пока Студент жил у них, фермер старался по возможности задействовать этого обормота на работах, которые надо было выполнять вдвоем или втроем. Хроульву неожиданно предоставился случай сравнить эти два лица: бродягу – и пятнадцатилетнего мальчугана с прыщавым лбом, который сидел в конце стола и ел за пятерых, а при этом оставался худым как щепка. Фермеру удалось найти, чем заморочиться в сарае до позднего вечера, а братья – Хейдар и прыщавый Тоурд – сидели с серьезными минами и впитывали премудрости этого чудака. Он показал им две коробочки. Две нарядные жестяные коробочки, которые он выставил на стол перед ними и их сестрой, матерью и бабушкой. Одна была из-под чайных пакетиков «British Blend», он торжественно открыл ее: пусто. Тоурд увидел на ее дне тусклое отражение своего прыщавого лба.

– Это прошлое, – сказал Лаурусом, – а вот это – это будущее.

Он выставил рядом с коробочкой из-под чая жестянку такой же величины: обшарпанную, но нарядную, из-под печенья, но открывать не стал.

– А почему ее открывать нельзя? – спросил Хейдар, десятилетний, рыжий, хрипловатым голосом.

– Потому что, если мы ее откроем, будущее станет прошлым.

Тоурд смотрел своими юными глазами на этого бродягу философа, и глубоко в его нутре начали перешептываться какие-то гены. Братья ничего толком не поняли, но Хейдар задал естественный вопрос:

– А что в той коробочке? – спросил он – десятилетний, рыжий, с хрипловатым голосом – и указал на будущее.

– Э-хе-хе-хе… – Лаурусом разразился редкостным смехом. – Да, дружочек, это вопрос, хе-хе.

– А вот в этой коробочке ничего нет, – сказал Хейдар слегка обиженно.

– Нет-нет, в ней прошлое. Мы можем его увидеть, а все же оно невидимое. И будущее невидимое, только его мы увидеть не можем. Мы видим только настоящее: вот оно.

Лаурусом достал третью коробочку. В этой коробочке лежала еда, которую он взял в дорогу: четыре печенья родом из Топей, не вполне оттаявших.

– Хотите кусочек?