— И откуда это? — интересуется Солуэй.
— Неизвестно. Пытаюсь найти местоположение. — Головоломка блекнет, становится почти прозрачной: пучок крохотных мишеней расцветает в ее глубине, в одной из темных зон. Они, поблескивая, танцуют вокруг друг друга. Шимп рапортует: — Изображение получено не прямым сигналом. Это аварийный дамп от одного бота к другому, усиленный и переданный напрямую сквозь структуру.
Солуэй хмурится:
— Что, вне пределов прямой видимости?
Вруман:
— У тебя есть контакт с этими ботами?
— Нет. — Перекрестия сходятся в одну точку, они уже не танцуют, а скорее толкаются, локтем к локтю. — Усилитель потерял контакт с источником сразу после передачи изображения, тот находился слишком глубоко для прямого контакта. Он бы не пытался передавать информацию при таких плохих условиях, если бы ожидал, что будут получше. Изначальный передатчик скорее всего уже офлайн, возможно, уничтожен.
— Какой сюрприз, — хмыкнул Вруман. — Да весь этот корабль — одна сплошная катастрофа. Смертельная, сука, ловушка и для мяса, и для машин, между прочим.
Солуэй качает головой:
— Ари, он не споткнулся о провод и шлепнулся плашмя. Он послал этот снимок, прежде чем отключиться, это было последнее, что он сделал. А значит, бот решил, что информация важная.
Похоже, Солуэй склонна к антропоморфизму. Благородные боты не приносят себя в жертву ради того, чтобы на последнем издыхании передать командованию важные разведданные. Но она и не совсем ошибается: машина явно провела оценку эффективности и высчитала, что передача этого изображения максимизирует какую-то фазовую переменную, которая в тот момент была для нее важнее всего.
— Шимп, а ты можешь почистить снимок? — спрашивает Хейнвальд.
— Да. Секунду.
Перекрестия наконец совместились: появилась точка на полпути к ядру, где-то 0,8 «же» вниз. Судя по схеме корабля из исторического архива «Эри», за этой переборкой у «Крестовика» находился лес. По крайней мере, именно так было, когда он отправился в путь.
А теперь, кто знает?
Длинный и грубый свист Солуэй.
— Да вы только посмотрите.
Изображение не слишком хорошее. Но теперь видно лучше, хотя следы темных помех все еще не уходят. Их видно по краям люка, например. Вдоль швов.
Вот только будь это действительно помехи, Шимп вычистил бы их вместе со всем остальным. А значит, эти темные полосы реальны.
Это рубцы. Следы от ожогов.
Эту дверь заварило не время и не пространство. Ее загерметизировали лазеры и ацетилен.
На фотографии баррикада.
Хейнвальд вздыхает.
Похоже, он еще не скоро вернется в забвение.
Пока мясо задавалось вопросами, пугалось и робело, Шимп напечатал водолазный колокол: магическую штуковину из графена, керамики и программируемой материи, которую скорее не построил, а спрял. В брюхе у нее помещались три споры — каждая в коконе из собственных доспехов — и три жукоподобных панцирных бота. Челнок рождается в одной из фон-трубок, и Шимп дистанционно запускает его в безумное медленное падение: сплошные дуги, конусы и смещенные вбок пируэты — так выглядит траектория, проложенная от стабильного тормозящего тела до двигающейся по инерции, эксцентрической массы, а пятнышко между ними изо всех сил старается плавно перейти от одного к другой. «Крестовик» впереди разбухает подобно черному грозовому фронту, огромной темной горе, катящейся по космосу. Когда колокол притирается к одному из стыковочных шлюзов, корабль уже затмевает полнеба.
Люк заварен вакуумом. Команда пробивается сквозь него и открывает дыру в глубокую безвоздушную тьму, которая сдается под натиском радара и лучами нашлемных фонарей: подготовительный отсек, в альковах все еще висят скафы, инструменты и протезы для работы в космосе аккуратно разложены по полкам. Все девственно чисто. Если бы не вакуум, то кажется, прямо сейчас загорится свет, а какие-нибудь свеженькие споры вывернут из-за угла с распростертыми объятиями.
В дальнем конце отсека зияет пасть внутреннего люка.
Хейнвальд проводит механическую проверку, замеряет мощность, подает сигнал на проводку, после чего докладывает:
— По нулям.
Солуэй хмыкает. Вруман вообще не реагирует. Они оба переносят модули таксикарта из челнока в коридор. Все компоненты легкие и префабрикованные — а гравитация здесь максимум две десятых «же», — но все равно есть что-то смутно забавное в том, как споры таскают такую огромную ношу на собственных плечах. Как муравьи в скафандрах, которые, даже не задумываясь, тягают грузы в десять раз тяжелее себя.
Хейнвальд выходит в коридор и начинает собирать карт, пока остальные тащат из челнока трехбаллонный кислородный компрессор. В собранном виде транспорт может пролезть в любое отверстие не уже стандартного опускаемого люка; но его можно и разобрать по щелчку, если надо будет передвигаться по более жесткой поверхности — а скорее всего, так и будет, если принять во внимание полученные разведданные.
Коридор скрывает тьма. Солуэй проверяет карту на навигаторе, ищет последние апдейты и указывает вправо:
— Сюда.