Автостопщик

Они пересекают бездны. Пробиваются сквозь обвалившиеся стены. Руководствуясь обрывочной картой Солуэй, спускаются вниз, с каждым метром наращивая вес. Натыкаются на мертвого бота — вполне возможно, того самого, который и заманил их сюда предсмертным криком, — того заклинило между трубой охлаждения и давно издохшим скакуном: наверное, робота грохнул временный электромагнитный импульс, который пришел и тут же исчез без следа. Хейнвальд одним глазом с тревогой посматривает на кислородный компрессор и внутренне кривится каждый раз, когда кто-нибудь сцеживает давление, пополняя баллон в скафандре. Он почти уверен, что они слишком быстро жгут воздух, что уровень упадет до нижней половины еще до того, как они доберутся до цели.

Но нет, команда в очередной раз сворачивает за угол, и вот оно, загораживает путь: огромный рельефный каркас, утопленный в грубо отесанном базальте; массивная плита из биостали, вставленная прямо в скальную породу. Лучи от нашлемных фонарей яркими овалами скользят по каждой поверхности, фрактальной горной породе, евклидовому сплаву.

«Как, блядь, вовремя», — беззвучно, лишь открывая рот, произносит Солуэй. Хейнвальд проверяет компрессор и слегка расслабляется.

Осталось пятьдесят восемь процентов.

* * *

Никакой голой проводки не видно. Радиационных полей или поджаренных конденсаторов, способных без всякого предупреждения дать разряд. Можно спокойно расчехлить электронику, и это очень кстати: такой люк сам себя не вскроет.

Из защитных оболочек появляются антенны. С треском оживают передатчики. Вруман склоняется к преграде, проводит перчаткой по морщинистому металлическому шраму.

— Тут определенно поработали сваркой. Кто-то что-то хотел удержать внутри; или наоборот, не хотел дать попасть чему-то снаружи.

— Ставлю на первый вариант, — рискует Солуэй. — Заварено-то все отсюда.

— Ну это мог сделать и бот. Они могли все с двух сторон заварить, чтобы наверняка.

«Может, на борту произошел мятеж, — думает Хейнвальд. — Может, они восстали, а их Шимп решил вопрос жестко, и тут была последняя битва…»

Вруман врубает горелку. Солуэй распаковывает оставшегося бота и пробуждает его. Хейнвальд достает микросейсмометр, устанавливает его на металл, калибрует по толщине люка и задает десятисекундный отсчет. Все отходят и замирают; устройство неплохо компенсирует вибрации окружающей среды, но зачем заставлять его работать сверхурочно? На нулевой секунде оно начинает быстро барабанить по металлу своими пальчиками: шестнадцать крохотных коперов расположены сеткой, многоствольный пистолет для крепежа бьет по металлу громко, оглушительно, но тут нет воздуха для переноса звука. Потому нападение кажется безмолвным, неимоверно стремительным мельтешением.

Все заканчивается так же поспешно, как и началось. Все эти похожие на молнии пальчики замирают в один миг, одни прижались к стали, другие поднялись, готовые нанести удар. Микросейсмометр читает эхо, задумывается на секунду и выдает вердикт.

Хейнвальд читает показания:

— Повышенное давление.

— Да ну, серьезно? — Вруман наклоняется ближе, решив посмотреть сам.

— Пара сотен паскалей. Почти что вакуум. Но не совсем.

— Наверное, там было куда плотнее, когда они все заварили, — предполагает Солуэй. — Скорее всего, потом… давление просто ушло, просочилось сквозь камни или типа того.

— По крайней мере, теперь нам не надо беспокоиться о том, что с другой стороны еще кто-нибудь дышит.

Абсурдно, но почему-то Хейнвальда как-то радует эта мысль. И он не уверен, почему: «Ну разумеется, с той стороны ничего не дышит. Прошли уже терасекунды. Там бы уже ничего не дышало, даже если бы могло».

Вруман включает резак и начинает медленно, по кругу пробиваться через переборку, режет под наклоном, чтобы получился конус — с этой стороны узкий проход, с той стороны широкий, так получившая затычка легко выскользнет внутрь, а не просто глыбой застрянет в металле. Дело идет неспешно. Переборка плотная, широкая, а топливные батареи резака настроены на эффективность, а не мощность. Проходит почти килосекунда, прежде чем Вруман замыкает круг, и сплав падает внутрь. Посредине люка зияет двухметровая дыра, темный портал с тонким полуободком по краю, сияющим белизной там, где его в последний раз касался луч. В свете нашлемных фонарей даже намек на пар исчезает за мгновение.

Металл остывает до красноты, потом до матово-темной бронзы. Солуэй посылает внутрь бота. По забралу Хейнвальда ползут данные: с радара, термальные, нарезка света и тени, пока бот обозревает ближайшую к люку территорию.

Какие-то изогнутые формы. Деревья, зубы и пустые суставы костей.

— Бля-ядь, — бормочет Солуэй. Вруман ничего не говорит; только резко втягивает в себя воздух, с шипением, и этого более чем достаточно.

Хейнвальд хранит неловкое молчание. Эти проблески когда-то населенного леса, обитаемого леса, показались ему болезненно знакомыми.