Любил отец Иоанн говорить о пространстве сердечном, коего сам постоянно искал и просил у Господа. А определял он это так: это состояние духа, когда не гнетёт тебя ни уныние, ни скука, ни страх, ни какие-либо другие страсти. Оно открыто для восприятия духовных благ и переполняется ими. Ему противоположна туга душевная, происходящая от всякого рода скверны и удаления от нас благодати Божией.
Всё земное отец Иоанн переводил на святое, высокое, всемерно старался, если можно так выразиться, «раствориться небесным». Для него везде и во всём был только Бог; вся жизнь, все силы души его направлялись к этому. Иными словами, в духовном кругозоре батюшки земля сближалась с Небом, и чувства его являлись органом для восприятия не столько внешних, сколько духовных впечатлений.
Отец Иоанн не любил оставаться в долгу у кого бы то ни было, а в особенности у тех, кто ему оказывал услуги. Перед праздниками Рождества Христова и Пасхи им подписывались списки лиц, которым надлежало выдать так называемые «чаевые». Сюда входили телеграфисты, почтальоны, полицейские чины и другие лица. Даже в последний год жизни, уже больной, батюшка не забыл своего обычая и торопился составлением списков, а то, говорил он, «не успею».
Всегда бодрый и неутомимый, отец Иоанн в последние три года своей многотрудной жизни часто болел.
Перенесши в начале 1906 года болезнь, отец Иоанн, прежде бодрый, неутомимый и жизнерадостный, стал чувствовать упадок сил, однако не прерывал ежедневного служения Божественной литургии и посещения страждущих.
«Моя физическая сила истощилась, – писал он в дневнике, – но дух мой бодр и горит любовью к моему возлюбленному Жениху – Господу Иисусу Христу… Хочу я видеть неначальную Благость, Светлость, Красоту, бесконечную Премудрость и Силу, создавшую всё, всё державшую и всем управляющую, но я не готов, не чист сердцем».
Осенью 1907 года отец Иоанн был назначен присутствующим в Святейшем Синоде, но из-за тяжёлой болезни ни разу не посетил заседание Святейшего Синода.
9 декабря 1908 года отец Иоанн отслужил последнюю литургию в Андреевском соборе. С этого дня он совсем ослабел, перестал выходить из дома. Ежедневно приходил священник и причащал его, отец Иоанн находил великое утешение в соединении с Господом. Он уже перестал принимать пищу, только пил понемногу святую воду, привезённую из целебного источника Преподобного Серафима Саровского.
За 13 или 15 лет, при закладке нового собора в Кронштадте, отец Иоанн как бы предсказывал свою кончину: «Когда стены нового храма подведут под кровлю, то меня уже не станет». Так и случилось.
17 декабря во время прогулки отец Иоанн простудился, болезнь осложнилась. Когда вечером в этот день приехала монахиня Ангелина, игуменья Иоанновского монастыря в Петербурге, он спросил: «Какое число сегодня?» – «Семнадцатое», – ответила она. «Значит, еще три дня», – сказал отец Иоанн.
Через два дня по просьбе престарелой и больной Елизаветы Константиновны в их квартире остались на ночь родственники: священник Иоанн Орнатский и Р. Г. Шемякина.
Среди ночи отец Иоанн дрожащей рукой сделал знак, что хочет встать. Его подняли, однако ноги отказали. Его опять положили в постель.
Распорядились служить литургию раньше обычного времени и начали около трёх утра, и к четырем отец Иоанн Аржановский и кафедральный священник отец Николай Петровский пришли со Святыми Дарами.
Отец Иоанн причастился, сам вытер уста, какое-то время молчал, а потом произнёс: «Душно мне, душно» – и знаками пожелал освободиться от излишней одежды, так как был в тёплом подряснике; просьба его была исполнена.
Вскоре он впал в забытье. Дыхание становилось всё тише и тише.
Отец Иоанн Орнатский стал читать канон на исход души, затем отходную. Во время чтения отец Иоанн незаметно предал свой дух Богу. Из глаз его вытекли две слезинки. Было 7 часов 40 минут утра 20 декабря 1908 года.
Похоронили батюшку в усыпальнице Иоанновского монастыря в Петербурге.
11
По поводу этого горестного события Михаил Меньшиков писал:
«Сегодня Петербург хоронит отца Иоанна Кронштадтского. После всенощной священник вышел к народу и сказал:
«Теперь отслужим панихиду о молитвеннике земли русской, об отце Иоанне Кронштадтском!»
Народ на мгновение замер. А затем разразился плачем и рыданиями.
Умер человек воистину исключительный, можно сказать – единственный по близости к народному сердцу. За эти тридцать лет ни один человек в России не сосредоточивал на себе такого внимания как кронштадтский батюшка.
Живя в Кронштадте, я мог наблюдать отца Иоанна ближе. Этот праведник был тем примечателен, что никак не слагался в театральный облик «святого», не впадал ни в аскетизм, доходящий у нас (в лице юродивых) до цинизма, ни в святошество, ни в ханжество. Я знал, что отец Иоанн – подвижник, что он почти не спит, встаёт рано – и у себя в садике при бедной квартире, гуляя, всё время молится.