Аз Бога ведаю!

Хазарин снял с полки каравай, и они разломили его на две части. Приобщенный Шад вместо платы подал свой перстень.

– Полковриги стоит четыре монеты, а за твой перстень я больше двух не дам, – сказал лавочник, возвращая перстень.

– Тогда дай хлеб в долг, – попросил хазарский земной царь. – Вместо четырех монет верну пять.

– Если через час вернешь, то пять, а если завтра, то восемь, – стал торговаться хазарин.

– Верну через час, – заверил каган-бек, взял хлеб и ушел.

А ровно через час он переоделся в одежды лариссея, вышел из города и, разыскав за рвом неприметную лачугу, ступил через порог. У входа уже горел факел, огнем которого и очистился Приобщенный Шад.

Наследник небесного престола Хазарии лежал на подушках обнаженным.

– Ты ли старший сын богоподобного Иосифа? – спросил каган-бек.

– Я старший сын богоподобного Иосифа, имя мое Исаак, – подтвердил торговец хлебом согласно ритуала.

– И это мы преломили с тобой хлеб?

– Преломили, потому что сегодня день, когда нельзя разрезать ковригу. Но скажи мне, каган-бек, что случилось с моим отцом?

– Он рассудком помутился, – ответствовал Приобщенный Шад. – Ему взбрело в голову, что Саркелу грозит опасность, будто русский князь Святослав подошел к городу и готовится взять его. Твой отец сейчас едет, чтобы сразиться с ним, но сражаться ему придется со своей тенью.

– По ритуалу, прежде чем венчать меня на трон, ты должен отправить на небеса Иосифа. Двум каганам на троне не бывать, – напомнил наследник, однако земной царь поправил его:

– Вначале ломают хлеб, и только затем едят.

– Да, верно, – согласился тот. – Венчай на трон!

В тот же миг каган-бек набросил удавку на его шею и стал душить. Наследник удивленно вскинул бровь.

– Я запамятовал, что по ритуалу, когда ломают хлеб. Но точно помню, что венчают в башне!

– Где твои братья? – хрипя от напряжения и сильнее затягивая шнурок, спросил Приобщенный Шад. – Кто еще торгует хлебом в Саркеле?

– Не позволю нарушать обряд! – попытался высвободиться наследник. – Ты не имеешь права знать, кто мои братья и где они! Сними удавку!

– Где братья?! – взревел каган-бек и, выхватив нож, приставил к горлу. – И сколько их?

– Презренный раб, ты что замыслил?!.

– Свергнуть с трона весь ваш род! И всех повенчать веревкой! Ты скажешь мне, в каких лавках торгуют хлебом твои братья. Они тебя не знают, но ты, как старший, знаешь всех!

– Знаю… – хрипел наследник, – но не скажу… Можешь меня зарезать, изменник подлый!

– Ты сам разрешил сделать это, – Приобщенный Шад хватил его по горлу ножом и бросил тело на подушки.

Затем, измазавшись горячей кровью, он лег возле мертвого наследника и пролежал так больше часа, ожидая, когда кровь врага впитается в тело и станет его сутью. Он знал о ее сакральности, поскольку был приобщен к Великим Таинствам…

А спустя час каган-бек отшелушил засохшие остатки крови и, прихватив с собой шелковый шнурок, пошел по всем хлебным лавкам Саркела…

10

Свет и Тьма…

Две силы, два начала мира, способные существовать лишь в неразрывной связи и в вечном поединке, как день и ночь.

Свет Изначальный был сутью бога Ра, однако же для земных, смертных людей он имел другое воплощение – человеческое и назывался Родом. Нельзя же смотреть на изначальный Свет, а можно лишь на его отражение! Владыка Род владел всем родом человеческим вместе со своими сестрами – Рожаницами, отправлял Млечным Путем на землю младенцев. Третьей же ипостасью бога Ра был бог Дающий – дедушка Даждьбог. Он вкладывал живой дух в младенцев и нарекал их – давал имена и рок, а поэтому из всех трех своих воплощений этот был ближе всех к смертным. Когда же Гои завершали свой срок земной и принимали смерть, воскрешал их своим огнем бог Ра и уносил в небеса по Последнему Пути. Когда-то трава Забвения росла повсюду на земле, вдоль каждого пути, дорожки, тропы, и благодарные богам люди на тысячах жертвенниках возжигали ее, окуривая небожителей. Земная жизнь была так прекрасна и так долга, что люди уставали наслаждаться жизнью и прерывали ее по своему желанию, бросаясь в волны морские. Творец рода человеческого взирал на своих чад с великой радостью, иногда очнувшись от сладостной дремы в Забвении. А жертвенников становилось все больше и больше, дымы вечности курились беспрестанно, и настал тот час, когда боги впали в полное Забвение, и нельзя было пробудить их молитвами ни за сорок дней, ни за сорок сороков.

И грянула беда…