Мы поехали в Москву и нас на несколько дней поселили на квартире у Зинаиды Семеновны, так представили мне хозяйку квартиры, молодую красивую женщину со старинным именем и не менее старинным отчеством. Хозяев мы почти не видели. Похоже, они нам просто уступили свою квартиру на время пребывания в Москве. Я не удивилась.
Стас спал в соседней комнате, и я, ложась спать, спокойно обдумывала мысль о том, что еще совсем недавно не смогла бы так равнодушно относиться к этому.
Каждое утро мы пересекались в местах общего пользования, встречались за завтраком и ехали по делам. Нужно было соблюсти кое-какие формальности, как мне объяснили. Для этого мы посетили несколько служебных кабинетов в различных государственных зданиях и в одном из них я подписала бумагу о неразглашении. Выйдя из кабинета, я поняла, что игра и впрямь идет нешуточная. И если мистика тут не причем, то уж политика-то явно потопталась.
За окном уже плакала осень серым дождем, когда я покидала Москву в купе поезда Москва-Париж. Напротив меня молчаливо смотрел на тот же самый дождь за окном Стас. Но как далеки мы были в этот момент друг от друга, можно было лишь догадываться.
Если бы я могла шутить, то подумала, что все это очень похоже на то, что я зеленый неопытный агент, завербованный контрразведкой, а Стас — агент опытный, приставленный за мной присматривать. Но шутить не хотелось.
— Есть хочешь? — спросил он будничным скучным тоном, каким разговаривал со мной в последнее время.
— Нет, спасибо, я сыта, — ответила я и подумала:
А вот интересно, кем он питался все это время? И мне вспомнился первый день встречи с ним, когда он прошел мимо меня в окружении стайки хорошеньких девушек. Таких свеженьких, и наверное таких вкусненьких…
Словно прочитав мои мысли, Стас зыркнул на меня недобрым темным глазом и я заткнула подальше все свои догадки.
В других обстоятельствах я наверное бы с восторгом восприняла поездку по Европе в сопровождении красавца, которому так и хотелось пристроить острые уголки на уши и резной волшебный лук за спину. Но я чувствовала себя невольницей в плену обстоятельств, в которые я попала не желая того и не понимая истинных причин происходящего. Но точно знала, что не хотела бы еще раз увидеть что-то подобное тому, что случилось с ним там, в гостиной, тем вечером. А я подозревала, что если я не соглашусь на поездку, то они придумают еще что-нибудь пострашнее. И все только для того, чтобы доказать мне, не верующей материалистке, что их мир существует на самом деле, а не в моем воображении.
В Париже мы долго не задержались. Но у меня был один вечер, чтобы погулять по городу. И я отправилась бродить в одиночку, не сказав Стасу. Конечно, я предполагала, что он рассердится. Его обязанностью было не спускать с меня глаз. Но я так устала от неизвестности в наших отношениях, что решила — будь что будет.
Город был наполнен каким-то особым ненавязчивым ароматом, смесью типично французского парфюма и натуральных цветочно-растительных запахов с примесью чего-то еще. Прохожие этого города казались мне частью картины под названием «Вечер в Париже». Мелкий осенний дождик, начавшийся внезапно, заставил город раскрыть зонтики и от этого стал похожим на тысячи российских городов, в которых точно также прохожие раскрывали свои зонты, спасаясь от дождя. И только особый шум, состоящий из шуршащих по мокрому асфальту шин, просачивающихся сквозь этот фон приглушенных звуков аккордеона, стука капель по зонтам, асфальту и крышам, в сочетании с тем особым ароматом, который только усилился от дождя, оставаясь при этом легким и прозрачным, снова вернул для меня его особое, не похожее ни на что очарование.
Город словно остановил мои внутренние часы. И в какой-то момент я почувствовала некий дискомфорт. Как будто я делала совсем не то, что нужно было делать. Ехала в противоположном направлении. И я растерянно оглянулась по сторонам, уловив слабое движение за углом дома, за который я только что повернула. И я поняла, что моя прогулка по Парижу подошла к концу. Пора было возвращаться в гостиницу.
Когда наш поезд покидал Париж, город был сер и плакал проливным осенним дождем. Как и мое сердце — тихо и одиноко, в тишине.
Глава 32
Стас
Я несколько раз засекал его краем глаза, когда он садился вместе с нами в поезд до Москвы. И еще потом на вокзале, когда мы уезжали в Париж.
Я не беспокоился о нем, как о сильном и коварном враге. Потому что он таким не был. Визы он не получил. И последний раз я встретился с отчаяньем в его глазах, когда он остался на перроне в числе провожающих.
Если его игра в артефакты продолжится после нашего возвращения, то, пожалуй, мне и делать с ним ничего не придется. В один прекрасный день его просто запрут в палату. И все.
Больше на данный момент меня волновали отношения с Викторией. Она очень изменилась после моей мнимой смерти. Как будто горе от потери, которое она тогда испытала, никуда не делось, а поселилось в ней.
Я боялся к ней прикоснуться. Мне казалось, что если я это сделаю, она рассыплется как скульптура из песка.