Азъ есмь Софья. Царевна

— Мог. И возможно, был бы неплохим учителем. Только вот никогда ему не было по пути ни с Русью, ни с русскими…

— А с Хованским что?

— Примерно то же. Смотреть пойдешь?

— Нет. Казнь через три дня назначим?

— Как скажешь.

Алексей понимал, почему Софья не расправилась с ними принародно еще тогда, после бунта. И сведения бы не вытряхнули, и организаторов лучше было ему казнить…

— Спасибо, сестренка.

— Не благодари. Я тебя просто люблю.

Они вышли из пыточной, не замечая, что вслед им смотрят злобные, ненавидящие глаза старца. У него многое отняли, но язык был цел. И он мог, мог еще нанести последний удар!

* * *

— Сонечка, смотри, что у нас просят.

— И что же? — искренне заинтересовалась Софья.

— Царевич Ираклий, помнишь такого?

Девушка резко помрачнела. Еще бы не помнить. Наталью Нарышкину она век не забудет. Немножко ведь, на самую чуточку судьбу опередили. И нет уже никакого Петра. И не будет никогда!

Но…

— Помню. Чего ему надобно?

— Мы Марфушу замуж отдали… так он же теперь царь Картли, стал с нашей поддержкой.

— И?

— Вот, жену ищет.

— А что, после Натальи он еще не оженился?

— Почитай?

Софья пробежала глазами письмо от царя. Однако ж…

На свитке пергамента Ираклий уверял в своих самых верноподданнических чувствах, прогибался, хотя и в меру и сетовал, что предлагают ему местных красавиц, да лучше русских женщин краше да умнее все одно нет. И ежели у государя есть сестра…

Намек был легким, едва уловимым, но был ведь.

Софья только фыркнула.

— Не по чину…

— А Дуняша? — приостановил ее брат.

Ребята переглянулись.

Евдокия?

А почему нет?

Возраст для Ираклия весьма и весьма подходящий.

Образование?

Да того Картли на карте днем с фонарем поискать, да и не найти. С кем там политику творить? Умная царица им не особенно‑то и нужна. Почему бы и не Дуняша? Опять же, не будет дома сидеть, да яд копить. Хуже нет, чем баба без мужика. Ладно, если она свою энергию в дело пускает, а если все в истерики, как у Дуньки…

Опять же, это в Европах она всего лишь сестра какого‑то там русского государя. А в Картли она — сестра самого русского государя. Разница.

— Согласится?

Софья фыркнула вторично.

— Нет. Сначала она покобенится и нервы нам потреплет. А уж потом…

— Язва ты, Сонюшка.

— То есть ты признаешь, что я угадала?

— С абсолютной точностью. Предлагаю отписать Ираклию, что ежели пожелает — пусть приезжает за невестой.

— Думаешь, он на Дуняшку и рассчитывал?

— Не на тебя же? И девчушки малы еще.

Софья шкодно улыбнулась.

— Да. Мы еще маленькие и глупенькие. Так что Дуня и только Дуня. И побыстрее!

Алексей не возражал.

— Ты с ней поговоришь?

— С громадным удовольствием.

Царь всея Руси ласково взъерошил сестренке волосы.

— Ты‑то когда в возраст войдешь?

— Я из него уже вышла.

— Чужие браки устраиваешь, а о своем не думаешь?

— Да где ж найти такого мужа, который все терпеть будет? Мои отлучки, наши совещания…?

— А дома сидеть да детей растить? Не изволишь?

Софья зашипела так, что Алексей облегченно выдохнул. Не желает, и слава Богу. Что бы он сейчас без сестры делал — Бог весть. Вешался бы. И все же… надо, надо подумать и об устройстве ее судьбы.

— Ладно. На казнь поедешь?

— Поеду.

Не хотелось Софье, да выбора не было. Приехавший Алексей первым делом утвердил оставленные ему смертные приговоры главных организаторов. Мелочь переловила и передавила без лишнего шума сама Софья, а вот Хованского, Долгоруковых, Полоцкого…

Этих выпотрошили, как рыб — и собирались теперь поджарить на сковородке. Да, и в буквальном смысле тоже. Им предстояла пытка каленым железом на глазах у всех, а затем — кол. И пусть подыхают медленно и позорно.

Толпа уже собиралась с утра, шумела, словно морской прибой, волновалась…

— Едут, едут…

Алексей Алексеевич с сестрой Софьей рядом, бояре, стрельцы, казаки — небольшая процессия заняла места напротив помоста, как были, верхом.

И наконец, на Болото въехала телега. Люди, затаив дыхание, смотрели на тех, кто так и не стал ими править. После пыток, в белых рубахах, приговоренные выглядели откровенно жалко.

Ровно до той поры, как их повлекли на помост.

Там‑то и очнулся старец Симеон. И пока палачи занимались Хованским…

— Проклинаю!!! Будьте вы прокляты до седьмого колена, пусть дети ваши никогда не узнают счастья, пусть претерпевают такие же муки…

Голос ввинчивался во внезапно затихшую толпу, словно дрель в стену. Все замерло, не мешая Симеону кликушествовать и пророчествовать, обещая глад, мор, болезни тем, кто пойдет…

— Молчать!

Софье понадобилось ровно две минуты — спрыгнуть с коня, кошкой взлететь на помост, чертова юбка помешала, а то бы и быстрее.

И сейчас она стояла прямо напротив старца.

— Молчи, гнида!

Одного кивка палачам хватило — скрутили, заткнули рот.

Софья развернулась к площади, на которой только начал приходить в себя ее брат. И что‑то такое мелькнуло на его лице.

Нет, Алешка проклят не будет! Богом клянусь, этот груз на его плечи не ляжет…