Азъ есмь Софья. Царевна

Сверкнул холодной сталью извлеченный из ножен кинжал. Софья, на виду у всей площади, полоснула себя по ладони. Больно было — жуть. На помост закапала кровь.

— Я, Софья Алексеевна Романова, принимаю твое проклятие, старец. — Слова падали камнями. — Пусть оно падет на мою голову, но и ты услышь мой ответ. Я весь орден твой пресеку. Не бывать иезуитам не только на Руси православной, но и нигде более. Кровью своей клянусь, не я, так мои потомки, коих ты проклял, закончат это дело.

Тонкие пальцы сжались в кулак, и словно природа вступила в сговор с царевной! На помост упал алый солнечный луч. В его отблесках Софья казалась облитой кровью с ног до головы. И алое платье, и черные, с алым отблеском, волосы…

— Кровавая царевна, кровавая… проклятая царевна — полетело по толпе.

Софья оскалилась, поднесла кинжал ко рту и слизнула с него кровь. И жест этот вышел таким жутким, что даже палачи шарахнулись.

Никто не знал, что в душе Софья перевела дыхание. Кажется, получилось. Поверили.

Все‑таки суеверий в это время хватает, Если бы она позволила Алешке и дальше раздумывать, кто знает, до чего бы договорился рясоносный гад. Вот ведь… царя травить мы желаем, а за поступки свои отвечать — комплексы начинаются? Ай — яй — яй…

Не хватало последнего эффектного жеста.

Кинжал с хрустом полетел вниз, воткнулся в доски под ногами старца.

— Когда сдохнет — забить ему этот нож в сердце вместо кола осинового и так похоронить.

Палач низко поклонился.

Софья сбежала вниз, с помощью брата вскочила на коня, сжала мимоходом руку Алексея, мол, потом все объясню. Молчи…

Она оставалась неподвижна, пока пытали Хованского, Полоцкого, Долгорукова, пока прижигали их каленым железом, пока вырывали языки. Даже не дернулась перевязать руку, с которой на землю капала кровь, пропитывала поводья, лошадь косилась, прядала ушами, но стояла ровно — казачья выучка. А уж как люди косились… Только когда приговоренные заняли свое место на колах, и процессия двинулась в обратный путь, она позволила себе перевести дыхание и чуть расслабить лицо.

И уже в покоях разревелась, жалко и беспомощно упираясь кулачками в грудь брату.

— Успела, Алешка, едва успела…

Парень гладил ее по волосам.

— Все хорошо, малышка. Все хорошо…

— Что случилось?! Что произошло на площади?!..

Тетки крепко обняли Софью с другой стороны. Девушка всхлипывала, но потом потихоньку замолкла.

— Симеон, сука такая, пытался меня проклясть, — хмуро пояснил Алексей. — А Соня взяла проклятье на себя.

— Соня!!!

— Да не успел он ничего толком сделать, — фыркнула царевна, высвобождаясь из объятий и принимаясь вытирать распухший нос. Истерика схлынула, уступив место привычному ехидству. — Я ему всю малину обломала.

— Но пытался…

— Надо будет за слухами последить. Как бы теперь не пошло, что это я его прокляла, — обеспокоилась Софья.

— А ты проклятья не боишься?

Алексей смотрел на сестру с нежностью. Ведь ради него, только ради него… Тетки были явно в ужасе. Проклятье ж!

— Лешка! Неужели я не рассказывала тебе сказку о великом белом шамане?

Алексей покачал головой.

— А… в далекой жаркой стране жили черные люди. И жил в деревне великий черный шаман. Это как у нас колдун. Все его боялись и все ему подчинялись. А если он хотел покарать человека, он клал тому на порог дохлую змею, и человек умирал через три дня. А потом приехал в эту деревню белый человек. И стал гулять хозяином, делать что пожелает, и даже дал пинка великому черному шаману.

— И что дальше? — Анна поняла, что утешать девушку не требуется, скорее наоборот.

— А дальше великий черный шаман положил белому человеку на порог дохлую змею и стал ждать. А тот не умер. Ни через день, ни через три, ни через месяц. И даже после еще трех дохлых змей — не умер. Поняли тогда глупые люди, что в их деревню приехал великий белый шаман и пришли ему поклониться. Так и сказали — о, великий белый шаман, мы поняли, что ты более могущественный. Ты не поддался колдовству нашего шамана! И сказал, почесав затылок, новоявленный великий белый шаман…

Софья нарочно задержала паузу, поглядывая на брата и теток веселыми глазами.

— И что он сказал?! — не выдержала Татьяна.

— А я и не знал, что на меня порчу наслали!

— Что!?

— А то! Не знал он, что должен помереть, вот и не помер. И чхать ему было на порчу, колдовство и прочую ерунду. Мне — тоже. Пусть Симеон хоть упроклинается, я‑то — не католичка. Но к Ибрагиму надо сходить, руку перевязать. Вреда не будет.

И Софья с самым невинным видом принялась заправлять в косу выбившиеся пряди.

Алексей подумал пару минут. Переглянулся с тетушками. И — захохотал так, что потолок вздрогнул.

— Ну, Соня! Слов нет!

Отражение сестрицы весело подмигнуло ему из зеркала.

* * *

— Ванечка!

Феодосия Морозова была взволнована, да еще как! Иван подскочил на месте, только ложка звякнула — он как раз обедал.

— Случилось что, матушка?!

— Да! Сегодня царь наш на казни был…

— Ну да. Хованский, Полоцкий…

Сам Иван не поехал. Он буквально час назад вернулся из Дьяково и собирался через пару часов во дворец. Казнь — казнью, а про поляков забывать не след.

— Полоцкий едва царя не проклял!

— ЧТО!?