Азъ есмь Софья. Царевна

Разъяснений не требовалось. Чем это друг от друга отличается, Алексей знал. Можно проводить время в молитвах, постах, охотах и прочих развлечениях. И довериться советникам, да хоть бы и той же Соне. Она справится.

А можно взвалить на себя небо — и надеяться, что не дрогнут руки. Или что рядом встанет кто‑то еще.

Одно Алексей знал точно, Софья всегда будет на его стороне, что бы он ни выбрал.

— Могу.

— И если решишься править — будь готов к худшему. При жизни тебя будут ненавидеть и травить, а после смерти могут и проклясть.

— Только так?

— Не стану врать. Не знаю точно, но подозреваю, что — да. Народ не любит, когда что‑то меняется. Даже если это к их выгоде, но польза‑то там, в будущем, а меняться надо уже здесь и сейчас. Так что… Тебя будут ненавидеть, пытаться убить, подложить кого‑нибудь в постель, разбить наш союз…

— Соня, как же мне жалко иногда, что ты — моя сестра. Ей — ей, будь мы хоть чуть дальше — женился б не глядя!

— Ты бы меня и не узнал никогда, — усмехнулась Софья. — Кто бы меня к царевичу подпустил? Нет уж. Мы тебе принцессу найдем, не менее. Хочешь?

Алексей не знал. А чего он хочет? Что ему нужно?

Впрягаться ли в этот воз? Рисковать ли?

А впрочем, знал он уже ответ, изначально знал…

— Ты будешь со мной?

— Всегда.

— На Ваньке казна, на мне армия, на тебе дипломаты и бояре… потянем?

— Найдем и других коней.

— Тогда с утра же…

И на лице сестры расцветает улыбка.

— Лешка… с Богом!

Они справляются, но как же тяжело. И женитьба…

Так прописано. Царь не может жениться по любви. Никак. Да и царевна…

— Соня, а если бы Ваня был другим? Пил, гулял…

— Был бы бесполезен для нас?

— Ну… да. Ты бы тогда…? — Алексей не договаривает, но ведь и так все понятно.

— Алешенька, братик, не знаю. Наверное, нет. Не можем мы себе того позволить. Корона слишком дорого берет с любого из нас.

— И ты бы смогла отказаться? От любимого человека?

— Это было бы очень больно, Алешенька. Но это обратная сторона власти. Нам много дано, но с нас много и спросится.

И глядя в сумерки, Алексей Алексеевич Романов радуется, что не любил. Так, как пишут в пьесах — не любил. Ему было хорошо, приятно, весело, но так, чтобы умереть без любви — Бог миловал, не иначе. Что ж, Ульрика — так Ульрика. Даже если он не сможет влюбиться в эту девушку. По крайней мере он будет ей верен. Будет беречь ее, как свою жену, уважать, разделять совместные обеды и ужины, делать детей…

Она не поймет, что чего‑то не хватает, он не допустит.

А значит…

Перо быстро бежит по пергаменту. Приказ в казначейство. И — список.

Драгоценности, меха, кое‑что из крымских трофеев… надо произвести впечатление на Кристиана?

Надо!

* * *

Впрочем, не везде к идеям русских варваров отнеслись благосклонно. Сказать, что Педру не понравилась идея сватовства русского царя?

А сколько там было печатных слов?