Аз есмь царь. История самозванства в России

Слава Петра III перекинулась за пределы Российской империи: около шести лет (1766–1773) Черногорией управлял лже Петр III, известный под именем Стефан Малый. Против него ополчились Венеция, Порта и Санкт-Петербург. Однако он имел такой авторитет среди местного населения, что русским войскам, которые захватили черногорского государя, пришлось его освободить, и Екатерина, ведя войну с Турцией, в конце концов вступила с ним в союз. В конце 1780‐х годов Ф. Я. Лейбович, польский еврей, получивший от Иосифа II дворянство, тоже предпринял попытку выдать себя за Петра III. В это же время в Чехии объявились несколько лже Иосифов II. Русский посол в Вене, со своей стороны, был обеспокоен появлением в швейцарском монастыре мнимого сына Анны Иоанновны (1768).

ПУГАЧЕВ: ЦЕПНОЕ РАСПРОСТРАНЕНИЕ САМОЗВАНЧЕСТВА

Однако имя Петра III остается прочно связанным с одним из самых страшных потрясений, которые пережила Российская империя вплоть до начала XX века. В восстание 1773–1774 годов, восстание неудержимое, масштабное, кровавое, зеркально отразившее деспотизм самодержавия, были в той или иной мере вовлечены казаки, крестьяне, сектанты, национальные меньшинства, деревенский люд и часть низшего духовенства. Возглавлял его казак из староверов Емельян Пугачев (1742–1775), также выдававший себя за Петра III. Император был не единственной фигурой, которую мятежники позаимствовали для своих нужд. Пугачев обзавелся собственным лжедвором, а потом перенял и всю систему имперской администрации, копируя ее действия, в частности, учреждая чрезвычайные суды с последующим приведением приговора в исполнение. Именно в этом ракурсе, с точки зрения этих нововведений мы и будем рассматривать восстание Пугачева.

Случаи появления лжепридворных царя бывали и до Пугачевского бунта и не прекратились после него. Один из первых примеров такого рода – история с уже упомянутым Петром Чернышевым (1765). Отслужив в армии восемь лет, он с двумя другими солдатами бежал из своей казармы и в селе близ Харькова, после обильных возлияний, в присутствии попа Иваницкого объявил себя Петром III. Поп по его просьбе отслужил всенощную, молебен, который обыкновенно служат в канун больших праздников; Чернышева сопровождали два других дезертира, превратившиеся в «генералов». В том же году на Урале казак Федор Каменщиков выдавал себя то за «сенатского курьера Михаила Ресцова», то за «вахмистра Бахметьева», то за «полковника, а по выслуге – генерала». Он окружил себя свитой, состоявшей из двух «генералов», и называл себя другом оренбургского губернатора, хотя все это происходило в местах, где люди прекрасно знали, кто он на самом деле. По просьбе народа он сочинял челобитные, объединил вокруг себя несколько сотен крестьян, приказал высечь десятка два человек, включая писца и интендантов, обвинявшихся крестьянами в различных злоупотреблениях. Объявленный властями в розыск, он был задержан отрядом крепостных крестьян, приписанных к местным заводам, которые, однако, освободили его, после того как он заявил, что направляется в Санкт-Петербург, и показал им издалека – все-таки государственная тайна! – печатный указ. Его имя еще долго служило у крестьян и казаков символом бунта. Упомянутый выше Кремнев, еще один лже Петр III, называл двух своих сообщников генералами Румянцевым да Пушкиным. При казаке Богомолове находился другой казак, Спиридон Долотин, якобы его «императорский секретарь» (1771). В 1826 году одного из самозваных Константинов Павловичей, пару лет подстрекавшего к бунту крестьян Саратовской губернии, сопровождали два «генерала», которые держались так же высокомерно, как и он сам.