– Помилуйте, милая, но это же непременное условие всякого общежития на корабле и на острове! Все общее – и дети, и жены, и мужья. Это так прекрасно! – воскликнула Присцилла. – Вот вы, например, со мной мужем не хотите поделиться?
О господи, подумал я, этого еще не хватало.
Лиловый Йохан разрядил неловкость ситуации серией ударов по банкам. Трам-пам-пам! Он дубасил самозабвенно, дети скакали по палубе и кричали, плюшевый дельфин полоскался в сыром воздухе – гвалт стоял такой, что английский профессор зажал уши и прикрыл глаза.
– Для вас, Присцилла, это, наверное, рай? – спросил он мягко.
– Суперконкретная музыка Йохана отвечает вызову дня, – сказала Присцилла.
Музыкант напыжился и вздыбил лиловый кок волос. Грохот стоя адский.
– Помните бунт медных кастрюлек – домохозяйки Сантьяго лупили в медные тазы, протестуя против американского эмбарго? Тревожная политическая музыка. Браво, Йохан! Грядет мировой Пиночет! Стучи громче!
– Да, – воскликнул Йохан, – это я и хочу сказать! – Лиловый музыкант лупил по банкам страстно.
– Протестное творчество – это славно. Не следует, однако, протестовать против всего подряд, – заметил англичанин. – При чем здесь банки из-под лосося? С рыбной промышленностью в Голландии дело обстоит неплохо. Откажитесь от паштета из шпрот и банок из-под макрели. Детская болезнь левизны, как сказал бы ваш Ленин.
– Прекратите насмешки! Перформансы Йохана скоро будет знать весь мир. Стучи, Йохан! Стучи!
Вот уж кого не надо было просить дважды. Йохан барабанил по банкам как сумасшедший.
Дети веселились и прыгали. Колотить вилками по консервным банкам – что может быть лучше в прохладный сырой денек. Полина с Алиной присоединились к Йохану, дубасили в шесть рук по банкам, а лиловый музыкант еще немного подвывал.
– А мне можно к ним? – робко спросил наш сын, зачарованный свободой творчества.
– Нет, – отрезала жена, – тебе нельзя. Мы возвращаемся в каюту и будем читать.
– Читать? – поднял бровь англичанин.
А Присцилла поглядела на мою жену презрительно:
– И что же читаете?
– Мы Одиссею читаем вслух.
– Ну что ж… – Аранцуженка поджала губы.
– Трам-пам-пам! Трам-бам-пам-пам! – сказал Йохан.
– Громче! Громче, Йохан! Пусть до каждого дойдет твое высказывание!
– Трам-пам-бам-пам-бам-бам-бам! – сказал Йохан.
– Помолчите немного, – попросил Август, – я вам сейчас все объясню.
Глава двенадцатая
Урожай Августа
– Началось с того, что я увидел яхты миллиардеров, – объяснил команде капитан Август, – в журнале их увидел, на фотографии. Я был у врача. – Августу стало неловко, что он признался в походе к врачу, в этакой буржуазной слабости, и он растерянно уточнил: – У меня зуб болел, вот к дантисту и пошел.
Лысый актер махнул рукой; жест означал: «Чего там, с кем не бывает! Ну, сходил к врачу… ладно!»
Август продолжал:
– Журнал лежал на столике в приемной. Врачи всегда так делают, чтобы заманить пациентов: нарочно оставляют журналы про красивых богачей в приемной. Смотришь на фотографии довольных людей, и хочется самому быть здоровым и богатым. Вот и думаешь: надо мне чаще ходить к врачу… Хотя от процедур в клинике богатеет и здоровеет только сам врач… Помню, заплатил я за этот зуб… – Август сощурился от боли, душевной и зубной. – Большая фотография в журнале – океанская яхта в четыре этажа и ее обитатели. Нарядный миллиардер с румяной женой смотрят на картину Модильяни, которую они купили на аукционе «Сотбис». Меня фотография поразила.
– Девушка поразила или Модильяни? – спросила Присцилла насмешливо. У нее самой давно сформировалось мнение по поводу богачей и яхт. – Что же ты такое понял?
– Я увидел особый мир, параллельный нашему миру. Миры не соприкасаются, только сквозь стекло можно посмотреть. То есть сквозь журнал. Знаете, существует горний мир, и есть мир дольний – а это был иной мир, неучтенный. Нет-нет, я читал про фараонов и про императоров Рима. Но то были персоны, равные богам, они про себя думали, что они богоравные. А эти, современные, – они безбожники. И тем не менее у них вечная жизнь, или почти вечная… И в нашей реальности их жизнь не нуждается.
– Противно на них смотреть, да, – согласилась Присцилла.
– Я представил, что если будет большая война, богачи войну не заметят. Они давно живут на островах, наподобие Утопии Томаса Мора. Только у них другая утопия. У Мора не получилось организовать реальность, потому что он думал про всех, а у богачей все получилось. И ведь никакого манифеста богатых не существует. А все получилось так складно, как будто какой-то специальный Мор для них отдельную написал книгу – утопию угнетателей.
– Журналы с картинками – вот их книга, – сказал лиловый Йохан. – Библия такая.
– Пожалуй, ты прав. Мир мечты – не град Божий, а град Яхтенный. И мы, смертные сухопутные, в этом граде Яхтенном – лишние. Это недоступно пониманию, но наш мир остается миром земным – а они живут в ином мире, яхтенном.
– Продолжай, – сказала задумчиво Саша, жена Августа. Пожалуй, я прежде не видел ее такой задумчивой.