Азеф

Квартира Гоца была переполнена. В комнате трудно было говорить, кричали все. Старые, молодые, Чернов, Рутенберг, Рубанович, Ракитников, Авксентьев, Тютчев, Натансон, Брешковская, Бах, Шишко, Зильберберг. Много толпилось народу. Самым молчаливым был Азеф. Расплывшейся тушей сидел в углу, только изредка улыбался, когда окружали товарищи и жали руки. Он был главой праздника. Бабушка Брешковская, когда вошел Азеф, поклонилась ему по-русски до земли. Чернов обнял его, и расцеловал.

- Эх, Ваня, мир без старосты, что сноп без перевясла, так и мы без тебя! Нет уж, товарищи, - покрывал всех его тенор, - не тот разговор будет у нас с социал-демократами! Не тот-с, кормильцы! Много дыму да мало пылу! А тут, как говорится, бай, бай, да и слово молви! За нами пойдут крестьяне, за нами рабочие! Горой пойдут! И власть над революцией будет наша, эсеровская власть! И Россия будет наша, эсеровская Россия. А эс-деков под хвост, товарищи! Да здравствует Б. О.! Да здравствует ЦК партии!

- Нет ли у вас воды? - глухим, сипящим голосом спросил Азеф жену Гоца. Азеф пил короткими, животными глотками. Был взволнован. Убийство Сергея было неожиданным. Азеф думал, Савинков измотавшись в наблюдении, бросит. Поэтому попросил и второй стакан. От нервности мучила жажда.

- Ты чего распился, а? - обнимал его Чернов. Все радостно смотрели на Азефа. - Не воду, дорогой, надо пить! Шампанею! Шампанеей будем тебя отпаивать, Ваня! Так-то!

- Ладно, брось, - прогнусавил Азеф, улыбаясь толстыми, вывороченными губами.

5

На Монбланской Набережной, у Монбланского моста, кафе "Националь" по-прежнему круглый год сияло огнями.

Азеф и Савинков, не торопясь, шли по мосту. Азеф держал Савинкова под руку. Савинков сейчас любил Азефа. Савинков чувствовал, с ним жизненно взяли они одну линию и понимали друг друга. Внутренне знал, что Азеф сильнее. Но в этом не любил признаваться даже себе.

По ярко освещенному залу "Националь" первым шел Савинков. Меж столиков, ни на кого не смотря, за ним шел Азеф. Савинков был щегольской, изящный.

- Пойдем в угол, - сказал Азеф, когда Савинков остановился у столика, у окна. Савинков пошел за Азефом. Тот, обогнув стол, грузно вдавил себя в мягкое кресло.

- Жрать хочется до чорта, - бормотал Азеф, - закусим как следует.

Согнувшись близко головами над напечатанной золотом картой с отельным гербом, они долго выбирали меню.

- Ты как насчет почек в мадере?

- Ничего, давай.

- А "Барсак"?

Азеф поморщился: - Я французское не люблю. Лучше рейнского. Любишь "Либфрауенмильх" ?

Повернув голову вполоборота к лакею, не глядя на него, Савинков заказывал. Лакей необычайно быстро всё записал в блокнотик и, поклонившись, побежал.

- Ну, теперь расскажи, - начал Азеф, - только подробно, всё.

Савинков провел обеими руками по лицу, сверху вниз, словно умылся.

- Да что ж рассказывать, - протянул он. Толстое, словно налитое желтым воском лицо Азефа ласково улыбалось вывороченными, липкими губами.

- Ты уж, Боря, не ленись, - мягко прогнусавил он. Колыхая серебряным подносом с затуманившимися, охолоделыми рюмками и с дымящимися почками в мадере, подбежал лакей.

- Я сам, - остановил раскладывавшего по тарелкам лакея Савинков. Лакей отбежал. Савинков стал раскладывать.

- Как "поэт" себя держал, был спокоен?

- Совершенно. Ты знаешь, - Савинков задержал графин с водкой в руке, глядя на Азефа. - Таких как "поэт" у нас нет и не было в Б. О. Если б таких было больше, можно б было перебить в две недели весь царствующий дом.

Азеф ухмыльнулся: - Преувеличиваешь, а Егор?

- Егор тоже.

Азеф уже ел почки, часто вытирая салфеткой испачканные в соусе усы.

- А Дора волновалась поди, сама хотела, а ? где она?

- Сейчас в Питере. Конечно волновалась, - и, чуть улыбаясь, Савинков рассказал про истерику на извозчике, после убийства. Азеф захохотал. Дальние гости оглянулись. Азеф на них не смотрел.

- Женщины всегда женщины. Кишка тонка, - сказал он.

Лакей подошел, стал убирать испачканную посуду, судки, рюмки.

Савинков рассказывал о делах. О Петербурге, о покушениях, о том, что он узнал от Швейцера, о Леонтьевой, о Барыкове, Ивановской, о боевой группе в Москве, Азеф за едой, словно и не слушал. Задавал вопросы изредка. Ему нужен был эквивалент. Он его искал. И за ужином Азеф выяснял, что отдать полиции взамен отданного партии Сергея. В математически точном мозгу за прозрачным "Либфрауенмильх", которое оба пили небольшими, холодноватыми глотками, у Азефа создалась отчетливая картина, кого безопасно отдать Ратаеву. Когда всё стало ясно, он развалился в кресле, приятно вытянув ноги под столом, и, расправляя складки на жилете, гнусаво сказал:

- Да, брат, дела вообще в шляпе.

- Как будто.

- И даже не как будто.

Теперь Азеф переходил уже к другому.

- Слыхал, ты кооптирован в ЦК? - улыбнулся он толстогубой улыбкой. - Это я настоял. Чернов был против.

- Ах, так? Рыболов был против? - ухмыльнулся Савинков, вспоминая рыжую неприятную ему фигуру теоретика.