Азеф

Назаров пристыл к стеклу во двор, походя на кошку:- прямо против окна стоял Татаров, о чем-то спрашивая дворника. Назаров не сообразил, Татаров мотнул дворнику и очень быстро пошел к калитке.

Все замерев, ждали звонка. Назаров кошкой прыгнул с табуретки, бросившись в гостиную.

- Уходит! - закричал он. - Что же вы рты то поразевали!

За Назаровым бросились все к окнам и увидели удалявшегося Татарова.

- УУУУ- гад... - пробормотал Назаров. Калашников стоял растерянный. Беневская странно смотрела на всех. Она была несчастна. На шум вошел Савинков.

- Ушел? - проговорил он. - Теперь всех провалит. Надо сейчас же бросать квартиру.

- А если догнать?

- Что ж ты, на улице?

- А что, и на улице место найдется.

- Брось, Федя, - раздраженно проговорил Савинков. - Сейчас же бросаем квартиру, он всех нас провалит.

8

Ни на один звонок не отпиралась дверь в квартире Татарова. Николай Юрьевич вернулся бледен. Не скрывая своего состояния, еле дошел до постели, упал. Склонившейся в переполохе Авдотье Кирилловне, не выдержал, проговорил:

- Мама, меня убить хотят, не отпирай...

- Коля...

- Оставь меня, - отстраняя рукой, проговорил Татаров.

Зарыдав, вышла Авдотья Кирилловна, закрываясь заскорузлыми неразгибающимися от старости пальцами.

Татаров лежал с закрытыми глазами. Борода неаккуратна, взлохмачена. Мысли бились чудовищно, и не поспевая одна за другой, сталкивались, причиняя невыносимую боль. Татарову хотелось бы не думать.

Но что же сказал дворник? Что сняли муж и жена. Что пришел сперва молодой человек, хорошо одетый. Все это могло быть. Потом прошли двое, "как бы рабочие, в картузах". Все стало ясно. Савинков заманивал. Изящный Савинков, называющий "Николай Юрьевич", подающий руку, говорящий умно, любезно - был страшен. Татаров чувствовал на лбу пот, и словно тяжелым молотом ударяли изнутри в голову. Казалось, что слышится какой-то несущийся мимо шум. Будто сама жизнь несется уже мимо Николая Юрьевича Татарова. Чтоб освободиться, он попробовал встать. Но голова закружилась и Татаров упал на локоть.

9

Савинков и Назаров шли по Огродовой улице.

- Да ведь ты говоришь нужно?

- Нужно.

- Значит и убью.

- Чем?

- Ножом.

- На дому?

- А то где же?

- А если не уйдешь, Федя?

- Брось, если да если. Не хочешь посылать, сам ступай, только ведь, поди, не сумеешь, - засмеялся Назаров, обнажив крепкие, желтоватые, нечищенные зубы.

- Ладно, - проговорил Савинков, - валяй. Но ножом трудно, не промахнись.

- Увижу, чем стругать буду, струмент весь со мной. Ээ, ушел гад, а? Сколько народу революционного погубил. Сколько товарищей угробил. Ну да и от нас не уйдет.

- Ну, прощай, Федя, - останавливаясь, сказал Савинков. Он торопился вслед за товарищами к московскому поезду.

- Прощай.

- Ах, да, - спохватился, берясь за карман Савинков. Назаров обернулся. - Я ж тебе денег не дал.

- Каких?

- Да надо же денег.

- Есть у меня деньги. Не надо мне твоих денег, - зло отмахнулся Назаров.

- Да, возьми.

- Очумел ты с твоими деньгами, - на ходу пробормотал Назаров.

Савинков постоял, посмотрел вслед и улыбнувшись, пошел к извозчику.

10

В Москве, в газете "Русское слово" Савинков прочел телеграмму: - "22 марта на квартиру протоиерея Юрия Татарова явился неизвестный человек и убил сына Татарова. Спасаясь бегством, убийца тяжело ранил мать убитого ножом. До сих пор задержать убийцу не удалось".

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

Никогда не был Азеф так весел, как этой весной в Петербурге. Мозг Ивана Николаевича был математический. Расчеты сходились. Окупались деньгами. Он жил с Хеди. И все радовало.

П. И. Рачковскому отдал динамитные мастерские в Саперном и Свечном. Правда, отношения оборвались. Рачковский стал даже неаккуратен в выплате жалованья, не ответив на письма. Но Азеф и не волновался, поигрывая с левой руки.

Приходившему на квартиру к Хеди, Павлу Ивановичу, Азеф рокотал:

- Уютная обстановочка, Боря, а? Люблю, Боря, мещанство.

- Мещанство? А я не люблю мещанства.

- Где уже тебе любить мещанство, ты у нас барин, англичанин.

Очень весел был Иван Николаевич в те дни.

2

Но кабинет начальника петербургского охранного отделения, генерала А. В. Герасимова, был интересен историку, психологу и вообще любителю тайн человеческих душ. Много занятного в кабинете у генерала. Только в кабинет никто не входит. Даже подметает не сторож Исаич, в георгиевских крестах и медалях, а сам генерал Герасимов. Завтрак не вносят, а выходя, со стула берет генерал.

А. В. Герасимов плотен, высок, по военному прям. С заклиненной бородкой, с усами кверху. Глаза? Глаза - серовато-стальные. Была и привычка: генерал дергал носом.

На Мойку, в охранное, генерал приезжал в штатском хорошо сшитом костюме. Когда задумавшись, сидел за столом кабинета, был похож на большую, белесоватую, но очень хитрую рыбу.

3

Азеф в это утро встал рано. Вышел в прекрасном расположении духа, напевая "Три создания небес". Знал, что в Лионском кредите 60.000, что при всеобщей сумятице, охватившей разваливающуюся империю, можно поставить акты, от которых захватит дух всей Европе.