Ибрагим потерял голову и не знал, наслаждаться ли ему запахом цветов или пением соловьев над розовыми кустами. Внезапно до его слуха донеслись звуки музыки. Он быстро спрятался в кустах и видит — приближается толпа девушек, таких прекрасных, что не ешь, не пей, а только любуйся на их алые ланиты и черные родинки. Ибрагим замер от восторга и подумал: «Неужели могут существовать на свете такие красавицы?»
Тем временем девушки с песнями и музыкой медленно прошли мимо розовых кустов, где спрятался он. «Пока я не разузнаю, — подумал Ибрагим, — кто они и куда идут, не буду отыскивать дерево с бубенчиками». Когда девушки стали удаляться, он вышел из своего укрытия и некоторое время незаметно шел за ними. Девушки направились к замку, который сверкал так, что ослеплял глаза. Стены его были выложены золотыми и серебряными кирпичами. Девушки вошли в замок.
«Дивы еще только через шесть месяцев вернутся, — подумал Ибрагим, — и до тех пор я смогу многое разузнать».
Крадучись, Ибрагим дошел до ворот замка, которые оказались распахнутыми настежь.
Он вошел в ворота и увидел здесь сад, столь прекрасный, что сад, окружавший замок, казался перед ним ничтожным. Подобного сада еще никогда не было создано. Здесь были все фрукты, все цветы и все птицы, какие только существовали на свете.
Ибрагим опьянел от увиденного. Он дошел до водоема, выложенного изумрудами и рубинами, из которого бил фонтан высокой прозрачной струей, и здесь услышал справа от себя девичьи голоса. Он быстро спрятался за деревом и видит — к водоему подошли несколько девушек. Они разостлали здесь шелковые ковры, и одна из них сказала:
— Сестры, сегодня госпожа спустится в сад, и мы немного повеселимся.
Ибрагим подумал: «Какой же красивой должна быть госпожа, если ее прислужницы так прекрасны!»
Девушки разостлали ковры и подушки и ушли.
А Ибрагим остался терпеливо ждать за своим укрытием госпожу.
Через некоторое время к водоему подошла вереница девушек с плясками и музыкой, а за ними шли сорок нежнейших красавиц одна краше другой, и среди них сама госпожа, длинные косы которой девушки несли на золотом подносе. Все сорок девушек прислуживали ей одной. Их госпожа Мелике-Хатун была так красива, что Ибрагим, когда взглянул на нее, потерял голову и без чувств свалился на землю. Он очнулся поздно. Солнце уже клонилось к закату, а девушек и след простыл.
Ибрагим ударил себя по голове и по глазам: «Что же я натворил? Как слабая женщина упал без чувств и не мог проследить, куда ушла Мелике-Хатун!». Долго укорял он себя и, наконец, успокоился на том, что Мелике-Хатун не могла уйти из этого сада и что ему опять удастся ее увидеть.
Ибрагим начал прогуливаться по саду и очутился вблизи дворца. Дворец был построен из белого мрамора, вокруг него не было ни стражи, ни пери, ни дивов.
Ибрагим пробрался к окну, заглянул в него и увидел в комнате Мелике-Хатун, подобную четырнадцатидневной луне. Она сидела на тахте, затянутой шелками, а перед ней — сорок прислужниц. Они вымыли своей госпоже волосы розовой водой, убрали их под ожерелье и в ожидании приказаний стояли со сложенными на груди руками. Ибрагим второй раз чуть не лишился чувств, но с трудом пересилил себя. Немного погодя показались музыкантши и танцовщицы, и начались пение и танцы. В полночь Мелике-Хатун отпустила девушек и села за трапезу. Затем прислужницы раздели госпожу и уложили спать. Они поставили один золотой светильник у ее изголовья, а другой — у ног, прислонили одно зеркало к изголовью, а другое — к ногам, опустили занавес ее ложа и ушли.
Ибрагим подождал, пока не уснула Мелике-Хатун. Тогда он тихо отворил двери и вошел в комнату. Сперва он умылся, затем придвинул к себе ужин, поел, снова умылся и подошел К ложу. Откинул занавес, склонился над девушкой, поцеловал ее в обе щеки и вышел. В саду он разыскал укромный уголок, лег и заснул.
Оставим пока Ибрагима спать в саду, а я расскажу вам о Мелике-Хатун.
Утром Мелике-Хатун поднялась с ложа, взглянула на себя в зеркало и видит — на лице у нее два ярких пятна. Она тотчас поняла, что кто-то ее поцеловал. Не показывая виду, она приказала девушкам принести одежду. Нарядилась и потребовала подать еду.
Прислужницы взялись за тарелки и увидали, что они начисто опустошены, словно перемыты не менее десяти раз. Девушки замерли от изумления. Видит Мелике-Хатун, что прислужницы не двигаются с места, и спрашивает:
— Что случилось? Почему вы стоите, словно вас кто-то заклял?
Наконец, одна из прислужниц пришла в себя:
— О госпожа, тут есть чему удивляться! Кто-то очистил все тарелки и ничего не оставил тебе на завтрак.
Услышав эти слова, Мелике-Хатун вышла из себя.
— Ах вы, негодницы! — воскликнула она. — Ну-ка, скажите правду! Завтрак съеден, меня кто-то поцеловал в обе щеки! Кто осмелился войти в мою комнату?! Кто, кроме вас, может находиться здесь?
Девушки стали оправдываться: