В фильме Сатьяджита Рая «Дни и ночи в лесу» четыре молодых человека из Калькутты, решив отдохнуть от цивилизации, устремляются в леса Палмау, где, по их представлениям, обитают благородные дикари. Посыл вроде бы очевиден: вот наивность и снобизм горожанина, возмечтавшего о деревенской глуши, или западного туриста, провозглашающего образцом правильной жизни нищий быт туземцев где-нибудь на краю света. Но режиссер, он же автор сценария, относится к своим героям если не с сочувствием, то, во всяком случае, без издевки. В конце концов, их эскапизм — не худшее из человеческих проявлений. Я смотрел «Дни и ночи в лесу»; я читал «Шакунталу» Калидасы, где лесные племена, совершавшие набеги на индоарийские селения в эпоху Гуптов, представали в виде ракшасов[176]
. И теперь я, лох-горожанин и американский турист, путешествующий в предгорьях Раджастана, сгораю от любопытства, подобно персонажам Сатьяджита Рая. Наш водитель, даром что не знает по-английски, тотчас смекает, что к чему, и, повернувшись к Сандипу, просит, чтобы тот перевел мне: вон там в лесу живут адиваси. Адиваси? Гугл поясняет: племена, малочисленные и малоразвитые аборигены. Не такие уж, впрочем, малочисленные. По последним подсчетам, они составляют около 8 процентов населения Индии. Но от этого менее загадочными они не становятся. Адиваси живут в горных лесах, в глухих деревнях от Кашмира до Тамил-Наду. Они избегают контактов с туристами вроде нас. «Адиваси! — Красный от бетеля рот водителя расползается в удивленное „а“. — Адиваси!» Больше о лесных людях сказать ему нечего: похоже, он и сам их никогда не видел. Но мы с Сандипом уже клюнули на приманку и ждем продолжения. Какие они, эти адиваси? Другие, совсем другие. Водитель дает волю воображению. Говорит, что лица у адиваси темные, почти черные. Нижнюю часть лица они прячут за полумаской, точно бандиты из старых приключенческих фильмов. Иногда они устраивают засаду и нападают на тех, кто осмелился ступить на их территорию. Значит, и на нас могут напасть? А как же. Увидеть в лесу адиваси — все равно что встретиться с леопардом. Такую встречу можно считать крупным везением, но не следует забывать и об опасности. С леопардами шутки плохи. Мое воображение, поспешающее вслед за воображением водителя, рисует образ сентинельца, представителя последнего неконтактного племени, живущего на Андаманских островах. Я вглядываюсь в чащу в надежде заприметить там конан-дойловского дикаря Тонгу, но вместо инфернального туземца на багажник автомобиля прыгает обезьяна — их здесь видимо-невидимо. «Багажник!» — кричит водитель на понятном мне языке. Это чуть ли не единственное слово, которое он знает по-английски. На индийском английском «багажник» будет «dickie».