Азиатская книга

Дорога к поселку Дингбоче — по валунному суглинку морены. Идти трудно, но еще труднее дышать. Акклиматизация происходит медленно, а после определенного порога и вовсе не происходит. «Это как дайвинг, только наоборот», — говорит Шилпен. Как же все-таки ничтожно мал участок пространства, приспособленный для жизни… Стоит человеку подняться на сравнительно небольшую высоту или, наоборот, опуститься на сравнительно небольшую глубину, и он оказывается в условиях, с жизнью несовместимых. Горная болезнь начинается на высоте 2000 метров. После 2500 метров начинает страдать ночное зрение, замедляется психомоторика. На высоте 3000 ухудшаются пространственная память и способность к обучению, возможны галлюцинации (у меня они начались гораздо раньше, на высоте 2000, но это было на Аляске, где мы решили подняться на вершину без всякой акклиматизации). Высота 7000 — порог, за которым проявляются структурные изменения в мозге: кортикальная атрофия, перивентрикулярный лейкоареоз. И это все с учетом акклиматизации! Если человек выпадет из самолета, его смерть не будет страшной: прежде чем разбиться, он потеряет сознание от резкого перепада давления. 8000 — «мертвая зона», высота, на которой акклиматизация невозможна. Но вот рядом со мной идет Сьюзен, она поднималась на вершину Эвереста, то есть на высоту 8848 метров, снимала там селфи. И не она одна. В списке покоривших Эверест — около пяти тысяч человек, причем многие из них побывали на вершине по нескольку раз (рекордсмен Ками Рита Шерпа — двадцать семь раз). Сьюзен говорит, что лучшие альпинисты — из Восточной Европы: чехи, поляки, хорваты. Но еще лучше — шерпы, которые всю дорогу несут груз весом от 30 до 60 килограммов.

На этой высоте — все меньше признаков человеческой жизни, разве что изредка еще попадаются камни мани. Воздух предельно сух, а ты выдыхаешь влагу, организм обезвоживается в два счета, надо все время пить воду. Каждый вдох сухого воздуха ощущается так, будто тебя изнутри полоснули ножом. В низинах дует пронизывающий ветер. Но в какой-то момент дышать вдруг становится легче, как будто в легких проткнули дырку, но вместо того, чтобы сдуться, они наполнились воздухом, проникшим сквозь эту дырку из какого-то потайного резервуара. И как раз в этот момент навстречу тебе по каменным ступеням спускается стадо яков, тихо звеня колокольчиками, и на седлах у них разноцветные лоскутки, точно гирлянда молитвенных флажков. И весь склон покрыт сиреневой дымкой сухой альпийской растительности. И ты чуть-чуть оживаешь.

Дингбоче — не то поселок, не то турбаза для альпинистов, яководов и сезонных работников. Здесь не столько живут, сколько останавливаются. Отогреваются в чайных домиках, ночуют в бунгало, медитируют перед чортенами. Есть тут и булочная-кондитерская. Самая высокая булочная в Гималаях и, видимо, в мире. Все дома — из камня: для того чтобы строить из дерева, нужны деревья, а их тут практически нет. Нет и самосвалов, землероек, подъемных кранов. Есть только яки. Каждый камень был доставлен на место строительства на ячьей спине. Не было бы яков, не было бы и Дингбоче. Условия в бунгало вполне спартанские. Все комнаты — на двоих. Две кровати да окно, вот и весь интерьер. Общая душевая с газовой колонкой для нагрева воды. Посреди общей комнаты («communal room», она же столовая) стоит печь-камин, а рядом лежит запас ячьего навоза на растопку. То ли навоз удивительным образом не пахнет, то ли я — неудивительным образом — уже привык. На стене висит растиражированное фото легендарного Тенцинга Норгея на вершине Эвереста в кислородной маске, с ледорубом, на который нанизаны молитвенные флажки. Этот снимок впечатляет и вдохновляет не меньше, чем фото Нила Армстронга на луне.