Азиатская книга

Я понимающе киваю, утвердительно мычу. Муса смотрит на меня скептически и потихоньку спрашивает:

— Я так понимаю, в кок-бору ты, прости за каламбур, ни в зуб ногой?

Я снова киваю. И, попрощавшись с беззубым чемпионом, мои друзья проводят ликбез по части традиционного кыргызского спорта. Древняя игра кочевников, один из самых опасных видов спорта в мире. Лихие наездники с камчой в зубах пытаются на скаку выхватить друг у друга тушу козла, а затем домчаться до «казана» (ворот) и забить гол, бросив тушу внутрь казана. При этом они сами часто вылетают из седла и, сделав сальто, зрелищно пролетая над казаном, забивают гол в полете — своего рода слэм-данк[270]. В казахском варианте игры вместо казана используется круг, нарисованный в середине поля. По словам Айжамал, большой энтузиастки кок-бору, кыргызский вариант — красивей и жестче. Много падений, травм. Главное, когда падаешь, вытащить ногу из стремени. Есть «дворовые правила», когда каждый за себя, но в большом спорте играют командами. Там своя тактика, защитники, нападающие. Те, кто в теме, поименно знают не только сильнейших игроков, но и лучших лошадей. Что же касается «мяча», во время матча тушу как следует отбивают, так что мясо козла становится мягким и вкусным. После этого из него хорошо жарить шашлыки. Какое-то время назад экоактивисты предложили более гуманные правила: вместо козла использовать муляж. Но это совсем не то, это экоактивисты пусть муляжом играют.

— А кроме кыргызов и казахов в кок-бору кто-нибудь играет?

— Узбеки играют, но плохо. Все-таки они не конный народ. А у нас ребята с детства в седле. Как там у эскимосов — сорок слов, обозначающих разные формы снега, да? А у кыргызов — сорок слов, обозначающих разные возрасты коня. И все наши традиционные игры — на конях. Не только кок-бору. Вот, например, «кыз куумай». Там всадник должен догнать всадницу и на скаку поцеловать, а потом она его должна догнать и камчой ударить. Или такая еще забава: на скаку поднять с земли монетку. Даже наша национальная борьба — тоже на лошадях!

— А у тех, кто с детства в седле, всю жизнь одна и та же лошадь?

— Нет, необязательно. Вообще кыргызы стараются к животным не привязываться. Иначе ты никогда не сможешь ни барана зарезать, ни коня. А жизнь в горах — суровая.

* * *

В отделении радиологии и лучевой терапии меня встречают всем врачебным составом — человек пятнадцать. После короткой беседы с завотделением и ознакомительной блиц-сессии «вопросы-ответы» приступаем к разбору случаев. Я сажусь за компьютер, открываю планы лечения. У них другая система планирования, в Америке этот софт практически не используется, но переключиться нетрудно. Контурируем, обсуждаем, и я чувствую себя все комфортней. Правда, здесь еще работают на кобальтовых установках, которые на Западе увидишь разве что в музее (с начала 1970‐х их заменили линейные ускорители). Это как если бы ты вдруг оказался в городе, где все до сих пор ездят на послевоенных «опелях» и «Победах». Город-музей. Но в этом музее экспозиция состоит в первую очередь не из старинных машин, а из пустот. Тебе показывают, что есть, но ты видишь главным образом то, чего здесь нет. Нет устройств для надежной иммобилизации пациентов, нет способов визуального контроля, нет дозиметрии, нет пособий и международных протоколов, чтобы с ними сверяться. Нет ничего, кроме самих врачей, с которыми мы, как ни странно, говорим на одном языке. Они здесь, задают вопросы, хотят разобраться. Мне нравится с ними работать, и работы у нас — непочатый край. Случай за случаем, контур за контуром.

Так можно сидеть с утра до глубокого вечера, что я и делал, например, в Найроби. Но в Бишкеке — другое: дело к обеду, а обед — это серьезно. Американского гостя нужно сводить в помпезную чайхану «Нават», накормить до отвала бешбармаком. После такого застолья работать непросто. Надо взять себя в руки, заново включиться в рабочий режим. На некоторое время мне это удается. Мы разбираем еще несколько случаев. Но день уже клонится к вечеру, и мои коллеги снова начинают поглядывать на часы: пора продолжать застолье. Сейчас принесут самсу, затем — плов и куырдак. В меня вливают литры водки и закармливают вкуснейшей среднеазиатской едой. Ни от того, ни от другого невозможно отказаться. Вспоминаю, что из Стамбула рядом со мной летели молодые канадцы, работники какой-то международной неправительственной организации. Парень, бывавший в Кыргызстане и раньше, делился опытом с напарницей, летящей, по-видимому, впервые: «They don’t really have much in the way of good food in Bishkek. But in the downtown area there are a couple of decent pizzerias»[271].

* * *

Наутро Айжамал говорит:

— Сегодня во время обеденного перерыва я за тобой заеду и отвезу к Таланту. Я с ним договорилась, он будет ждать нас в час дня. Отпросись, скажи, что сегодня — без чайханы «Нават», тебе надо отлучиться буквально минут на сорок.