Азиатская одиссея

Таким образом проблема добычи овса, сена, хлеба, мяса или масла решалась очень легко. Например, мы могли обработать чью-либо одежду в нашем огромном немецком аппарате так, что ее потом месяц нельзя было одеть из-за адского запаха формалина. В особых случаях мы могли даже сжечь половину одежды или использовать серные свечи. Для этих целей мы обычно просили местное начальство выделить нам баню. Мы были облечены властью и могли извлекать выгоду из наших медицинских средств самыми разными способами, и очень быстро затерроризировали население на сотни верст вокруг. Безусловно, это было цинично, но мы не видели другого способа избежать голода. Кроме того, у крестьян образовались излишки продуктов с тех пор, как им стало невыгодно поставлять их в города за ничего не стоившие советские деньги.

О наших успехах в борьбе с тифом я судить не могу, но за месяц мы израсходовали все запасы и вынуждены были вернуться в расположение 5-й бригады красных для их пополнения. Там нам вынесли благодарность за самоотверженный и преданный труд «во имя страдающего человечества».

Всю зиму мы путешествовали по отдаленным местам, заезжая в том числе и в знаменитые остроги, куда ссылали людей на пожизненное заключение в каторжные работы. Большинство из них было освобождено большевиками, и только самые опасные преступники оставались за стенами. Освобожденные же обнаружили в себе характер настоящих первопроходцев. Они построили добротные дома, жили независимо и в относительном достатке. Мы также стали замечать, что в большинстве деревень жители теперь приветствовали дезинфекцию, увидев, что эпидемия уходит из тех мест, где побывали санитарные команды. Они уважали риск, с которым мы сталкивались в нашей работе, и уже охотнее делились продуктами и давали ночлег. О советской власти население отзывалось хорошо, в сравнении с белым террором предыдущих месяцев.

В окрестностях 5-й бригады было небольшое китайское поселение с китайским доктором, и штабу требовались люди, знавшие язык и способные быть переводчиками. Подумав, что за этим может стоять шанс отправиться в Китай вместе с какими-нибудь советскими представителями, я решил доложить о себе.

Была Пасха[20], и крестьяне, как и прежде, весело праздновали ее, не взирая на большевистский декрет, гласивший: «Религия есть опиум для народа и грязное орудие в руках правящего класса, используемое для подавления человеческих устремлений». Мы стояли в большом селе Островка, специально выбранном нами для этого дня. Живописная Ангара отделяла нас от другого селения, где располагался штаб бригады и куда я явился на следующий день.

За большим столом сидели командир, комиссар и другие начальники, среди которых я заметил главного хирурга. Мне указали на стул в конце стола. В комнату ввели китайцев. Все они были сильно напуганы, особенно доктор, которого обвиняли в занятии медициной без диплома, и обрадовались, как дети, когда я обратился к ним на их родном языке. Доктора подвергли строгому перекрестному допросу. После того как его аптека была обыскана и конфискована жадным старшим хирургом, всех китайцев отправили в местную тюрьму, где допрашивали еще в течение двух дней. На третий день они скромно заметили мне, что красные забыли их покормить. Мой страстный призыв к гуманности и справедливости для этих несчастных жертв «проклятого капитализма» был услышан, и китайцев наконец освободили.

– Скажи им, пусть возвращаются к своим огородам, – приказали мне. – Каждую неделю они должны отмечаться у местного комиссара. Кто не сделает этого, отправится обратно в тюрьму.

Никто не позвал меня в Китай после суда, и, разочарованный, я вернулся к своей карболке. Мои люди ждали меня с нетерпением и стали торопить отправляться в новую экспедицию, пока меня снова не вызвали на очередное дознание. Пасха прошла, мы снова сидели на стандартном военном пайке, и экспедиция представлялась жизненно необходимой. Дружно мы пришли к выводу, что нет в мире ничего хуже пайковых норм.

Пока мы пили по последней чашке чая перед отправкой, каптенармус принес большой пакет, сказав, что скоро вернется с запасами медикаментов. Когда он ушел, мы вскрыли конверт и обнаружили внутри большую красную звезду с черной обшивкой и три маленьких красных квадрата. Мы тут же прилепили звезду на наш фумигатор и стали спорить относительно квадратов. Так как на одного из нас знаков отличия не хватало, мы отрезали кусочек от звезды. Вскоре вернулся каптенармус. Он посмотрел на звезду, затем злобно и с отвращением на нас, и, плюнув на пол, выдал поток ругательств. В конце концов я понял, что все эти красные нашивки предназначались мне. Это были знаки отличия майора[21], звание которого мне присвоили этой ночью.

– Так откуда мне было знать? – невинно развел я руками. – Кроме того, что мне делать с этим «майорством»? У нас полно забот с карболкой.

Не ответив, каптенармус швырнул мне новую форму и уже, стоя в дверях, сказал:

– Завтра явишься в штаб, если не хочешь, чтобы тебя отдали под трибунал и расстреляли.