Азиаты

— Шетарди ей и говорит: «Ваше императорское высочество, не хочу вас пугать, но должен предупредить о грозящей вам опасности. Узнал я из верного источника, что вас хотят упрятать в монастырь!» «И кто же эти люди?» — спрашивает цесаревна, а Шетарди в ответ: «Остерман, Головкин, Левенвольде, Миних. Советую вам немедленно действовать!» — «А ну как дело сорвётся?» — усомнилась она. А он говорит ей на это: «Ну что ж, положим, дело сорвётся, но всё равно вам не избежать монастыря!» «Хорошо, я согласна на всё», — говорит цесаревна. Уйдя от цесаревны, маркиз де-ля Шетарди передал через своего секретаря червонцы для гвардейцев. Ночью врач Лесток побывал у цесаревны и застал её перед образом Богоматери. Елизавета молилась, прося благословения на свой дерзкий вызов, который намеревалась совершить этой ночью. Зная, что в случае неудачи её ждёт смертная казнь, она обещала божьей матери, если добьётся императорского престола, навсегда отменить смертную казнь. Перевалило за два часа ночи, когда к ней во дворец начали съезжаться все её приверженцы. На Елизавете, рискующей жизнью, не было лица, бледность разлилась по щекам, но голубые глаза горели горячим огнём, и грудь поднималась от вздохов. Лесток прикрепил к её платью орден Святой Екатерины и серебряный крест. Заговорщики с трудом дождались, когда она наденет шубу, — помогли ей, и она следом за ними вышла во двор и села в сани. С ней рядом расположился Лесток, а Воронцов и Шуваловы встали на запятки. В других санях разместились Алексей Разумовский и Василий Салтыков с тремя гренадерами сзади.

Сани мчались без помех до самой съезжей Преображенского полка, к казармам гвардейцев. Едва остановились, караульный ударил в барабан, объявляя тревогу. Тридцать гренадеров, знавших обо всём заранее, бросились в казармы и подняли на ноги солдат. Около четырёхсот человек двинулись через Невский проспект к Зимнему дворцу. Лесток отделил четыре отряда, каждый по двадцать пять человек, и приказал арестовать Миниха, Остермаиа, Левенвольде и Головкина. В конце Невского Елизавета вышла из саней и пошла пешком, не поспевая за гренадерами. Тогда её взяли на руки и донесли до Зимнего дворца. Решительно вошла она в караульное помещение, затем во внутренние покои дворца и направилась прямо в спальню Анны Леопольдовны. Регентша пробудилась от властного голоса цесаревны:

— Сестрина, пора вставать!

Гренадеры, вошедшие с цесаревной, помогли регентше и её супругу, Антону Ульбриху, подняться с постели, а Елизавета пошла в комнату маленького императора. Его разбудили и приказали кормилице отнести в караульную. Елизавета потом взяла его к себе в сани, а в другие усадили Анну Леопольдовну с супругом…

— Ну и чешешь, господин курьер, словно по писанному, — остановил гости Татищев. — История не терпит таких украшательств. А мне для истории твоё донесение небесполезно. Скажн-ка лучше, что с арестованными министрами сталось? Где Остерман?

— В каземат брошены, судить будут — и Остермана, и Головкина. А делами у императрицы ныне ведают Алексей Бестужев-Рюмин и Воронцов. От них и послание к вашему превосходительству…

— Да-да, — вспомнил Татищев о свитке, который держал в руках, и совсем забыл о нём, слушая курьера. Вскрыв печати, развернул свиток, прочёл указ её императорского величества о восшествии на всероссийский престол… Тут же инструкции в отношении России к Персии, уже известные ранее. Почудилось Василию Никитичу, что Елизавета слишком внимательна к Надир-шаху! «Не будь она новой императрицей, глядишь, и согласилась бы в жёны к Надиру!» Однако прочь всякие домыслы — государыня есть государыня, и никому не дано принижать её достоинство. Тем более, что у неё постоянный фаворит появился, певчий какой-то, вроде бы Разумовский!»

Тут же была и личная записка для Татищева с просьбой купить ей камень, называемый растык-таш, — волосы чернить. А не будет такового в Астрахани, то надобно найти способ, чтобы в Персии его купить. «Да, Лизанька, задурили тебе голову персы!» — вновь отметил про себя Татищев и, свернув царские бумаги, сказал курьеру:

— Ну что ж, спасибо тебе за добрые вести, за рассказ твой. Будем не щадя живота служить новой императрице Елизавете Петровне…