Азиль

— Обижаешь. Я ж его сколько раз запускал, — улыбается бритый двухметровый верзила.

— Отлично. Вы вперёд, мы следом. Действуем по намеченному. Знамя моё, я поведу, а ты держи крепче арматурину, которую я для тебя припас.

Рене подсаживает Акеми в кабину, запрыгивает сам. Жилю приглашение не нужно — он тут же занимает своё место позади японки. Рене неодобрительно косится, открывает рот, чтобы что-то сказать, но машет рукой и молча заводит двигатель. Урча механическим нутром, бульдозеры приходят в движение. Акеми закрывает дверь, указывает Жилю в угол тесной кабины:

— Сядь на пол, там безопаснее.

Жиль хватает девушку за шиворот, невзирая на её протест, толкает её в угол, а сам занимает место у двери.

— Т-так безопаснее.

Передний бульдозер въезжает на пандус, и набирая скорость, несётся на стеллажи, покрывающие стену напротив. Акеми зажмуривает глаза, чтобы не видеть момент столкновения, Жиль же напротив вытягивает шею, стараясь рассмотреть, что творится впереди. Машина разносит стеллажи вдрызг, с лёгкостью выбивает жестяной лист и исчезает в пробоине.

— Хе, — Рене широко улыбается испуганной Акеми. — Мы стену готовили полгода. Вычищали потихоньку бетон, прятали за жестью дыру. Ну что, погнали? Раскатаем полицию, как раскатали Робера!

С лязгом и грохотом бульдозеры выбираются из ангара. Жиль вертит головой, пытаясь понять, где они находятся. «Три высоких жилых дома, стена с граффити по левую руку… Это же завод! Вон, в конце линии здание соцслужбы, — быстро ориентируется он. — Там жилой квартал, зачем туда?»

Гружёный мешками с песком агрегат ползёт медленно, взрывая траками грязь и превращая улицу в непроходимое болото. Акеми болтает из стороны в сторону, она встаёт, хватается за узенькое боковое окно, прорезанное в броне, выглядывает наружу:

— Что там впереди? Рене, куда мы едем?

Клермон задорно подмигивает и поочерёдно меняет положения рычагов, направляя бульдозер ближе к обшарпанной заводской стене. Два агрегата становятся так, что узкая улица почти перекрыта. Третий бульдозер разворачивается сзади них и также останавливается.

— Знаешь, зачем раньше использовались такие машины? Чтобы сносить и расчищать. А потом на этом месте строить что-то новое. Вот и мы сейчас будем делать то же самое.

На площади перед соцслужбой, метрах в двухстах от бульдозеров — толпа народа. Слышен свист, крики, ветер доносит запах гари, звенит разбитое стекло. Толпа шумит разгневанным морем, волнуется. На периферии мелькают полицейские мундиры и блестящие пластиковые щиты.

— Хорошо, — комментирует Рене. — Там человек семьсот, не меньше. Замечательно.

Акеми беспомощно моргает, смотрит на Жиля: тот бледен, хмур, и похоже, тоже не понимает, что происходит.

— Ждём, — тихо приказывает Шаман, не сводя глаз с толпы. — Просто ждём. Там сейчас работают Тибо и Мартен.

— Чего жд-дём?

— Скоро увидишь. Слушай, а пробегись туда и обратно, а? Заодно посмотри, откуда полиция подтягивается. Давай-давай.

Рене распахивает дверцу кабины, и Жиль нехотя спрыгивает сперва на трак, потом в жидкую грязь. Тоскливо смотрит на башмаки, погружённые в жижу на треть, вздыхает и идёт в сторону толпы на площади. Стоя за плечом Рене, Акеми смотрит, как удаляется мальчишеская фигурка в грязных брюках на бретелях и серой безрукавке с капюшоном, и вдруг осознаёт, что Жиль безоружен. Пожалуй, единственный в их команде, кому не дали даже железный прут.

— Верни его! — просит Акеми, дёргая Рене за рукав. — Там же опасно!

В здании соцслужбы гулко ахает взрыв, оконные стёкла сияющими брызгами летят в толпу. Истошно визжат женщины, людская масса приходит в движение. Над их головами расползается жирный чёрный дым, валящий со второго этажа. Серых мундиров становится больше, людей теснят щитами, там и тут мелькают дубинки.

Жиль останавливается. Оглядывается назад, прислушивается. И со всех ног бросается к стене жилого дома. Из-за угла выбегает отряд полицейских — человек пятнадцать, без щитов, только в касках, растягиваются цепью на всю ширину улицы, останавливаются. Жиль смотрит на странные ружья у них в руках — то ли из тёмного металла, то ли из пластика — и пытается вспомнить, что это и где он это уже видел. Со стороны площади бегут люди — мужчины, женщины, дети. У многих одежда в крови, кто-то падает и остаётся лежать в грязи. За ними несутся полицейские, лупят дубинками, не разбирая, наотмашь. Но вот один человек в сером мундире вздрагивает, застывает на миг — и оседает на колени, силясь вырвать торчащий из шеи арбалетный болт. За ним — второй, третий.

Жиль вертит головой, пытаясь увидеть, откуда летят стрелы, и засекает в окне жилого дома движение и металлический отблеск. Кто там? Бойцы Клермона?

Стоящие цепью полицейские по команде вскидывают оружие, что держат в руках, и… Воздух рвётся с треском, бегущие люди падают, словно кто-то подставил им подножку, и остаются лежать неподвижно. Жиль холодеет от ужаса, вжимается в стену. От него до полицейских с оружием — несколько шагов. Как только он побежит, он станет их целью.