Азиль

Громоздкое «послезавтра» цепляется за язык, никак не желая выговариваться. Бастиан предпринимает несколько попыток, и в итоге молча машет Роберу рукой. И идёт к калитке, внимательно глядя под ноги, на дорожку из светлого ракушечника.

«Странно. Никогда не замечал раньше, какая кривая тут тропинка», — удивлённо думает он.

У калитки его бережно подхватывают под локти охранники Робера.

— Месье Каро, мы вас просто проводим.

— До угла, — строго уточняет Бастиан. — Дальше сам.

Летняя ночь тепла, но промокшего Бастиана пробирает озноб. Он точно знает, что ветра нет, морской бриз сюда не долетает, но его не оставляет ощущение холодных воздушных потоков, гуляющих под одеждой. Это отрезвляет, заставляет двигаться быстрее, и Бастиан почти рад, что мёрзнет. Улицы Ядра пустынны, знать расходится по кроватям рано, и никто не видит, как Советник Каро, похожий на выловленную из реки растрёпанную куклу, пошатываясь, бредёт по мостовой. Двое охранников следуют в полушаге позади Бастиана, готовые подхватить его, если тот споткнётся. Советника раздражает их присутствие, но он молчит.

На углу, где дорога сворачивает и ведёт через мост к резиденции Каро, Бастиан останавливается и, не оборачиваясь, напоминает:

— Уговор. Дальше я иду один. Благодарю за заботу. Все свободны.

Он стоит и прислушивается к удаляющимся шагам охранников и шелесту волн в своей голове. «Волны улягутся, как только проклятая рыбина перестанет бить хвостом», — думает он, морщась. И бредёт дальше, хлюпая размокшими ботинками и щурясь на свет тусклых фонарей. Впрочем, на мосту снова не горит ни один.

На широких каменных перилах над водами Орба сидит парочка. Увлечённо целуются, сплетясь в объятьях, почти скрытые темнотой. Советник Каро деликатно отводит глаза, но тут его окликает знакомый голос:

— Братец!

Бастиан в ужасе отшатывается, спотыкается о торчащий булыжник и падает на мостовую. А когда волна страха отступает, и он осмеливается поднять голову и взглянуть на окликнувшего, фонари на мосту уже светятся — так ярко, что ночь превращается в день.

В двух шагах от Советника стоит Доминик Каро. Покрытые пылью ботинки, подвёрнутые до лодыжек синие джинсы. Рубаха, заляпанная бурым. Бастиан заглядывает брату в лицо — и поспешно отводит взгляд. И смотрит на женщину, стоящую за правым плечом Доминика. Ярко-алый сарафан из нежнейшего дорогого шёлка, едва прикрывающий колени (да! Он помнит, как дарил ей отрез ткани на нарядное платье!). Бледная тонкая кожа. Огненно-рыжие пряди волос, от одного прикосновения к которым Бастиану всегда становилось жарко. На бескровном лице Магдалены Советник читает сочувствие.

— Вы не можете быть тут! — сдавленно хрипит он. — Вас уже нет!

— Ты просто пьян, братец. Потому всё мы можем.

Голос Ники звучит монотонно и мёртво. Бастиан вспоминает, что брат никогда не говорил столь безэмоционально. «Это не Ники! Это не может быть он!» Силясь отогнать морок, Бастиан трясёт головой.

— Страшно? — вопрошает Доминик. — Брать на себя ответственность за содеянное — страшнее.

Магдалена за его плечом молчаливо кивает, соглашаясь. И отворачивается.

— Какая ответственность? О чём ты? Я делал лишь то, что приносило благо семье и городу!

Мёртвое лицо Ники Каро искажает презрительная гримаса.

— Кому ты врёшь? — с его губ слетает тихое шипение. — Найди другие слова. Хватит лжи.

Бастиан кое-как поднимается на ноги, делает шаг вперёд.

— Какие слова тебе ещё нужны? Я не виноват перед вами ни в чём! — кричит он.

Резкий звук — то ли удар, то ли хлопок — заставляет Советника Каро обернуться. Он стоит на ступенях тёмной громады Собора, а на мосту полыхает электромобиль. И бьётся внутри живой воющий факел. У перил моста исходит криком то, что минуты назад было человеком, а теперь пламя превращает его в кусок горелой плоти. Ники Каро встаёт на перила… и это уже не брат Бастиана, а ребёнок в полыхающей одежде. Миг — и он падает в тёмные воды Орба, раскинув руки.

— Я не винов… — слова застревают в горле Бастиана.

Там, где только что стояла Магдалена, Советник Каро видит свою дочь. Амелия смотрит на отца, и лицо её искажено ужасом.

— Ты рыбу убил, — то ли спрашивает, то ли утверждает она.

Руки Бастиана пусты — но он чувствует, что сжимает гарпун. И разжать пальцы невозможно. Холодный стальной прут с острым жалом на конце словно врос в ладони. И Амелия видит его.

— Малышка моя… — шепчет Бастиан и делает шаг к дочери.

Девочка испуганно вскрикивает и несётся прочь. Она бежит бесконечно долго — бьются над плечами огненно-рыжие кудри, мелькают белые домашние туфельки. И Бастиан стоит и смотрит, не замечая, что ноги несут Амелию к проклятым каменным перилам моста через Орб.

— У тебя есть власть, — звучит из пустоты голос Доминика. — Власть и гордыня вместо нужных слов и умения видеть. Что тебе дороже?

— Амелия, стой! — в отчаянии кричит Бастиан и бросается за ней.

Миг — и он снова на неосвещённом мосту недалеко от резиденции семьи Каро. Один.

«Подумай о тех, кто дорог, — звучит в голове монотонный голос Ники. — Кто позаботится о них — ты или я?»