Азов. За други своя

Народ просыпался с трудом. Миленький, шныряя между крепко спящими казаками, тряс за плечо то одного, до другого. Многие будто и не замечали руки Путилы, крепко их трясущей, сопели, как ни в чём не бывало. Другие молча дёргали плечом, скидывая ладонь. Кто-то и послал, не разлепляя глаз, далеко и надёжно. В какой-то момент Путило испужался. А вдруг турки пойдут, а он никого не добудится! Взгляд нашёл спящего Валуя. Рядом спина к спине дрых Борзята. "Этих подниму, остальные сами подскочат". — Приободрившись, двинул к атаману.

Лукин открыл глаза сразу же, только Путило тронул за дерюжку, укрывавшую его. Быстро проморгавшись, сел. Ещё плохо соображая, поднял сонный взгляд.

— А это ты, Миленький.

— Лапотный сказал поднимать. Турок внизу собирается.

На последних словах заворочался Борзята. И тоже рывком сел. Голова опущена, сам слегка покачивается.

На локте приподнялся Василёк, оказывается, он рядом с братьями лежал, под тряпками его и не видно.

— Турок?

— Ага, миленький, турок.

Валуй крепко протёр глаза ладонями:

— Казаки, по коням! — Зычный голос, показалось, заполнил сырую тёмную щель без остатка и даже на улицу выплеснулся. Разом зашевелились. Послышались охи, кряхтенье, недовольное ворчание.

Старший Лукин потрепал по плечу белобрысого паренька, недавно получившего имя Стасик, при первой же возможности старавшегося оказаться поближе к Валую, и тот вздёрнулся, ошалело хлопая густыми ресницами.

— Поднимайся, Стасик, сполох у нас.

— Умыться успеем? — Борзята поднял-таки голову, но глаза закрыты.

Путило растерялся:

— А не знаю. Внизу они. Готовятся.

— Василёк, бери пару человек и наверх. Доложишь. Мы тут пока… Эй, народ, одного — ближайшего, за водой к колодцу, бегом!

У входа обычно ложился дежурный, из тех, кто по хозяйству. Кто там дежурил сегодня, Лукин не увидел, но человек убежал, в точности выполнив приказ. Подскочил Василёк. Завязывая на ходу пояс с притороченной саблей, пошагал, пригибаясь и высоко поднимая ноги, чтобы не наступить на ещё просыпающихся казаков. Двое бойцов поспешили за ним, тоже одеваясь на ходу.

Умыться успели. Приглаживая мокрые волосы, уже на рассвете Валуй вместе с остальными казаками неспешно выбрался на гряду кирпичей. Туман тянулся понизу густой полосой, полностью скрывая приготовления турок. Но шум оттуда, гулкий, с эхом, разлетался далеко. Лапотный дожидался азовцев в неглубоком кирпичном приямке.

— Ну, чего тут у тебя?

Десятский кивнул вниз:

— Готовятся.

— Готовятся, так готовятся. Не впервой. Что, ловчие ямы нынче наделали?

— А то. И кабаньи капканы обновили. Ещё больше, чем вчерась. Арадов постарался. Всю ночь наши копошились.

— То дело! Всяко-разно попадутся.

Последнее время наловчились копать на всех подходах к крепости волчьи ямы, чередуя их с кабаньими капканами. Казаки и раньше ловушки делали, но не в таких количествах. А тут Гришка-пластун предложил каждую ночь новые ямы готовить, да в разных местах. Атаманы идею поддержали. И теперь уходили в ночь на ближние подступы казачьи сотни. Чтобы было по справедливости, каждый раз уходили новые. И из Валуйской тысячи ходили. Правда, от той тысячи сотни три если осталось, и то хорошо. И из тех половина — раненые. Однако никто не отказывался, даже побитые, те, которые вполсилы, в лучшем случае могли трудиться. Однорукие и прочие инвалиды. Таких с каждым днём становилось всё больше. А все одно помощь. Где поддержать, где поднести, всяк хотел нужным обществу оказаться.

Знали казаки, для чего сном, а то и здоровьем жертвуют. А вот Валуя с его ближайшими друзьями, что из первоначальной сотни, пока на копку ям не дёргали. Это потому, что его люди и так нарасхват. Как к туркам диверзии устраивать — их отправляют. На струги — турецкую эскадру встречать, лукинские впереди. И в подземной войне — тоже они. И наверху успевали с врагом силой померяться. Почему их так гоняют, казаки понимали. А потому что везучие и завсегда с успехом. И ничего против того не имели. Лучше уж так у каждой зацепы первыми голову в петлю совать, если в результате жив вертаешься, чем как все воевати. Видать, судьбинушка такая, или же атаман их заговорённый. Так и пусть. Живы и ладно.

Так что по нескольку десятков ям и капканов к каждому утру насторожить перед позициями успевали. Пока враги ловушки обходили, если замечали и успевали обойти, казаки их стрелами шпиговали, когда порох был, то и пулями тож. В общем, не сладко приходилось нападавшим.

Впрочем, и защитникам не легче. Турок всё-таки много больше. Им половину народу потерять в атаке — не смертельно, а вот если у казаков столько полягут, не сдержат стену. А этого никак нельзя допустить. Потому как город Азов, ну, или то, что от него осталось, уже четыре года как казачий. А своих земель, пусть хоть два дня как они свои, казак отдавать за просто так не привык. Уж лучше смертушка, чем позор. Вот и воевали, каждый раз словно в последний бой кидаясь. Может, потому и город, ярый и страх вызывающий у врага, жив по сию пору. А никто вас не звал.