Азовский гамбит

Так уж случилось, что я, пройдя охваченную бунтом Москву, до сих пор ни разу не то чтобы не пустил в дело шпагу, ни разу даже не обнажил ее. Никто, полагаю, находясь в здравом уме, не обвинил бы меня в том, что я боюсь крови, но… убивать своих подданных, пусть и бунтовщиков мне почему-то страшно не хотелось. Да, уже завтра начнутся суды и многих из них потащат на плаху, а я буду утверждать приговоры, но…

— Кажется, время пришло, — вздохнул я, спешиваясь.

— Не пускайте его! — вскрикнул Грамотин, видимо догадавшийся, что именно я задумал и вместе с другими дворянами встал между мною и мятежной слободой.

— Не позорь нас, надежа, — попросил хотевший пить воин, — нешто мы сами с татями, шишами подзаборными не сладим?

— Не нужно вам встревать в это, — вторил ему Михальский. — Не царское дело, с холопами биться!

— Гляди, подмога! — радостно взвизгнул не перестававший следить за окрестностями дьяк.

Я оглянулся и в самом деле увидел, как к нам на помощь спешат конные драгуны, за спиной у каждого из которых сидел стрелец с бердышом, а впереди них скакал высокий боярин в блестящей кирасе и шлеме. Заметив нашу заминку, он тут же приказал своему воинству строиться, причем первых двух шеренгах встали всадники, а сразу за ними спешившиеся пехотинцы.

— Товсь! — проревел их командир, выдернув из ножен палаш.

Оказавшиеся впереди драгуны вытащили из ольстр карабины и взвели курки.

— Пли!

Стройный залп хлестнул по восставшим свинцом, после чего пришедшие к нам на помощь ратники тут же рванули в атаку. Такого напора мятежники выдержать не могли и сначала немного поддались назад, а затем и вовсе бросились разбегаться, в надежде спасти свои жизни. Вот только спрятаться в охваченной пожаром слободе было негде. С одной стороны огонь, с другой озверевшие от неожиданно упорного сопротивления и потерь дворяне. И никто, даже я, теперь и не думал их останавливать.

— Здрав будь, государь, — с достоинством поклонился мне боярин и снял шлем.

— И ты на все четыре ветра, Никита, — горько усмехнулся я. — Так у вас, кажется, в Архангельском граде говорят?

— Ага, — согласился Вельяминов, давно переставший удивляться моим словам. — Рыбаки тамошние так меж собой здороваются.

— Вовремя ты, брат, подоспел. Хотя, признаться, я тебя давно ждал. Что не ехал?

— Не гневайся, Иван Федорович, — отвечал мне воевода. — Уж больно дел много.

— Знаю, друг мой, все знаю. Наслышан о твоей службе, и о проекте Гостиный двор в камне перестроить, и уж тем более о том, что ты в своих вотчинах канатные мануфактуры завел.

— Не о своем прибытке радею, — немного смутился Никита, — но токмо о пользе государственной…

— Да я не в претензии, — успокоил я старого друга. — Просто, понимаешь, какое дело, ты мне сейчас здесь нужен.

— На все твоя царская воля, — пожал плечами тот, — а только нешто в Москве людей служилых не стало?

— Людей-то много, верных мало, а толковых и вовсе наперечет… короче, хватит рассусоливать, дел много. Приехал, вот и впрягайся, а хомут я для тебя всегда сыщу, даже не сомневайся!

— Вот за это, благодарствую. Всегда рад твоей царской милости услужить!

— Ваше величество, — снова высунулся Грамотин, — не повелите ли сыск начать по горячим следам? Не то, помяните мое слово, поздно будет. Разбегутся окаянные, не сыщем потом.

— То же верно, — вынужден был согласиться я. — Значит так, раз вызвался, на тебя это дело и нагружу. Возьми у Вельяминова с десяток стрельцов, да у Михальского с полдесятка и имайте воров. С теми, кто за оружие взялся, делай что хочешь, но дознайся до имен зачинщиков. К прочим имей милость. С этого момента, ты — ведаешь всеми делами в Земском приказе. Докладывать о ходе следствия будешь мне лично каждое утро, а если дело важное приходи сразу же.

— Благодарю за доверие, ваше величество, — бросился ко мне дьяк и поцеловал руку в латной перчатке, прежде чем я успел ее убрать. — Жизнь положу, а все исполню!

— Ну-ну, — хмыкнул я, и, взобравшись с помощью рассыпавшегося в любезностях чиновника в седло, велел своим людям, — трогай!

— Не слишком ли вы приблизили этого человека, государь? — негромко спросил меня Михальский, как только мы отъехали. — О нем известно не так много и среди этого мало хорошего!

— Думаешь, предаст?

— Кто знает, — пожал плечами литвин. — Но прежде он не был замечен в верности!

— Не он один. Что же до прочего… а ты у меня зачем? Телохранитель? Вот и приглядывай!

— Как будет угодно, — приложил руку к сердцу бывший лисовчик и, немного отстав, занял место за моей спиной слева от Вельяминова.

Обратный путь занял немало времени. То тут, то там нам преграждали дорогу пожары и горожане, пытавшиеся их тушить. Иной раз я приказывал спешиваться и пособить в этом тяжком деле, но часто помощь уже запоздала, и оставалось только смотреть, как пылают терема и хозяйственные постройки.