Помнил и то, что часть ойратов, перейдя в православие, присоединится к Донскому казачеству. И что, к примеру, знаменитый Чугуевский казачий, а потом уланский полк наполовину будет сформирован в восемнадцатом веке как раз из калмыков, второй частью из городовых казаков бывшей засечной черты. Дело, что и говорить, стратегического значения! И тут обмишулиться никак нельзя. Значит, будем действовать решительно и грамотно.
Потому переговоры с послами дербетского владыки я завершил вполне успешно, убедив их вписаться в предстоящую военную компанию. Ну а чтобы они не начудили по дороге и для пущей надежности и постоянной связи отправил с ними все того же дьяка Куницына с несколькими подручными, коих можно будет зарядить гонцами к моему августейшему величеству.
Причем, долго ждать не пришлось. Калмыки еще не уехали, когда в Воронеж один за другим примчались вестники. Первым прибыл показавшийся мне смутно знакомым худой костистый человек с подпаленной бородой, прибывший из Азова с грамотой от атамана Родилова и отпиской Федьки Панина. Увидев меня, он соскочил с порядком заморенного коня и, едва сумев поклониться, прохрипел:
— Допусти до своей царской милости, государь.
— Кто таков? — держа руку на эфесе корабелы подозрительно спросил Михальский.
— Казак.
— Вижу, что не кобель!
— Послание у меня к царю, от всего Донского воинства, — протянул он сумку с зашитыми в нем цидулками.
— Откуда меня знаешь? — спросил я, пока доставали письма.
— Приходилось видать.
— С Зимней станицей приезжал?
— Вроде того, — скривил губы в кривой усмешке донец.
— Погоди-ка, — пригляделся я к нему. — А ты, часом, у Заруцкого в ватаге не был?
— Все-то ты помнишь, государь. Верно, встречались мы с тобой недалече от этих мест, когда ты со своими ратниками его с Маринкой имал.
— Как же ты уцелел тогда?
— Утек, — пожал плечами казачина.
В этот момент, выполнявший обязанности секретаря Анцыферов, распечатал-таки письма и подал их мне. Бегло пробежав оба, я пытливо посмотрел на гонца.
— Большое ли воинство прислал против вас султан Осман?
— Не малое, государь, — кивнул тот. — Хотя, мы большего ожидали. Но если ты на помощь не придешь, так нам по нашему сиротству и того станет.
— Что просишь за службу?
— Я человек вольный и тебе не служу. Однако если пожалуешь меня саблей острой, да конем добрым, отказываться не стану, ибо поиздержался, покуда сюда добирался. А мне еще назад возвращаться.
— Пойдешь с турками биться?
— Конечно, пойду. Хоть и ведают все на Тихом Дону, что для Москвы мы хуже собак безродных, однако и у нас своя честь имеется. Не годится мне в стороне оставаться, коли мои браты с басурманами бьются!
— Зовут как?
— Лукьяном Беспаловым прозываюсь.
— Пальцы вроде на месте?
— Это у батьки моего царские палачи персты порубили, еще при Годунове. Через то и меня так нарекли.
— Корнилий, — обернулся я телохранителю. — Проследи, чтобы казака накормили, да выдай ему саблю, кафтан с шапкой, сапоги, да рубль деньгами.
— А коня? — подал голос обрадованный казак.
— Пойдешь ко мне служить, дадим и лошадь.
— Нет! — посмурнел донец.
— Ну как знаешь.
Второй посланец, как ни странно, тоже был казаком, только на сей раз запорожским. Его прислал кошевой Яков Неродич, по прозванию Бородавка. Прочитав его, я не поверил своим глазам и, сунув грамотку Анцыферову, спросил у чубатого гонца:
— Так значит, султан Осман идет на Речь Посполитую?
— Ага, — блеснул зубами запорожец. — Сказывают, сто тысяч одних конных, да еще пехоты столько же, а уж гармат[4] столько, что сосчитать не можно!
— Выходит, турки разделили силы…
— Круль Сигизмунд прислал в Сечь гонцов, — продолжил рассказ посланник, — сулил реестр увеличить до двадцати тысяч, да вольности наши подтвердить, и православным обид не чинить!
— А вы что же?
— А что мы? — хохотнул казак. — Кошевой сказал, что от ляхов посулов много всяких слыхал, а вот чтобы они хоть раз их выполнили, такого не упомнит, и велел им убираться не солоно хлебавши!
— А что Сагайдачный на это сказал?
— Так нет его на Сечи.
— Ну и ладно.
— Что делать будем, государь? — отвлек меня от размышлений Михальский.
— Уму разуму Османа II учить!
[1] Клюз — отверстие в фальшборте или палубе, для якорного каната или швартовых концов.
[2] Воронеж до учреждения собственной епархии входил в состав Рязанского архиепископства.
[3]Куяк — общее название русских и восточных пластинчато-нашивных доспехов типа бригадины.
[4] Гарматы — пушки (укр.)
Глава 16
Привычная легкомысленность оставила Попела вскоре по приезду в Россию. Здесь он и сам быстро убедился, что, как говорят сами русские, к ним «на кривой козе не подъедешь» и надо стараться приобрести настоящие знания и навыки.