Азовский гамбит

— За то, что воду мутит, — сплюнул тот, после чего поманил молодого человека к себе пальцем, и прошептал так, чтобы другие не слышали, — ведаешь ли, что государь с патриархом велели попов, не разумеющих грамоте и учиться не желающих, приходов и сана лишать?

— Ага.

— Вот он и разоряется. Смекаешь?

— Так может велеть холопам его схватить да на съезжую?

— Ты что, дитятко, совсем головушкой скорбен? — изумился подобному предложению купец. — Нешто не ведаешь, что у нас на Руси-матушке доводчику — первый кнут? И вообще, недосуг нам…

— А что же делать?

— Да ничего не делать, а проезжать быстрее, пока этот убогий на царя хулу возводить не стал. Тогда точно греха не оберешься!

Прежде заставы были устроены для взимания с проезжавших торговцев пошлин, и при них постоянно находился подьячий и крепкий караул из стрельцов. Однако еще прошлым летом государь Иван Федорович упразднил все внутренние таможни в стране и теперь служивые стояли только у самих ворот и ни во что особо не вмешивались. Едут себе торговые люди и пусть едут. Кричит юродствующий и пусть себе горло надрывает, лишь бы крамольного чего не ляпнул!

Еще немного и все могло бы закончиться благополучно, но въезд в ворота купцам преградил поезд какого-то боярина, путешествовавшего со своими домочадцами и холопами, а с другой стороны к заставе подошли несколько любопытствующих иноземцев.

— Глядите, православные, — заголосил обрадованный расстрига, — вот они слуги атихристовы! Это они царицу Катерину со свету сжили, за то, что она истинную веру приняла!

Как это часто бывает в России, при жизни шведскую принцессу не жаловали. Одни за то, что она одевалась в более привычное для нее иноземное платье и не желала сидеть взаперти, а напротив, вела очень активный образ жизни. Другие, за то, что не сразу приняла православие, а долгое время придерживалась лютеранства. Третьи просто не любили иноземцев вне зависимости от национальности, пола и вероисповедания.

Но стоило несчастной женщине умереть родами, как настроения в народе резко переменились. Все стали ее жалеть и любить, с благодарностью вспоминая щедрые пожертвования монастырям и храмам, а так же нескудную милостыню нищим. Поэтому крики оборванного попа если и не убедили присутствующих, то все же привлекли всеобщее внимание.

— Вот, паскуда! — сокрушенно вздохнул купец. — Ей-ей, доведет до греха!

— Глядите, вон они, окаянные! — дрожа от возбуждения, брызгал слюной расстрига, подбираясь все ближе.

— Что хочет этот человек? — испуганно спросил один из иностранцев.

— Не знаю, — пожал плечами второй. — Кажется, это уличный проповедник.

— Но, к чему он призывает? И почему эти люди идут за ним?

— У них такие же лица, как у наших соседей после победы католиков на Белой горе, — подал голос третий. — И вероятно, они тоже не слишком любят иноверцев.

— Не может быть, — нервно возразил второй. — Иоганн Альбрехт издал указ о веротерпимости в своей царстве. Я сам его читал. Никто не смеет ставить нам в вину нашу веру, если мы не будем проповедовать среди его русских подданных.

— А вы уверены, что эти люди тоже читали его указ?

Пока они так препирались между собой, благоприятное время для бегства оказалось безвозвратно утеряно и пути отступления надежно перекрыто неулыбчивыми бородатыми мужиками и столь же суровыми женщинами. А впереди них, с безумным взглядом фанатика шел расстрига.

— Что это там? — поинтересовался боярин у охранявших ворота стрельцов.

— Опять отец Афанасий воду мутит, — пожал плечами капрал. — Должно давно от патриарших слуг палки не получал.

— Батюшку батогами? — удивился проезжий.

— Чай он не ангельского чина, — усмехнулся начальник караула. — Скажи лучше, господин, под каким прозванием тебя в проезжие листы вписать, да по которому делу следуешь.

— Архангелогородский воевода боярин Вельяминов по именному государеву указу.

— Вот оно что, — ухмыльнулся было стрелец, но тут же согнал с лица глумливую усмешку и почтительно поклонился.

— А что там иноземцы делают? — снова подал голос с высоты седла боярин.

— Где?

— Да вон их, ваш поп с какими-то людьми окружил!

— Вот же, сукин сын! — выругался капрал. — Не мог подождать, пока нас сменят…

— Наверное, я полковнику-то вашему расскажу, каково службу несете, — посулил боярин, несколько лет назад сам бывший главным судьей в Стрелецком приказе.

— По уставу не могем оставить пост! — сделал деревянное лицо начальник караула.

— Ну и ладно, — отмахнулся от него Никита, и, дав шенкеля своему коню, понесся прямо на толпу, на ходу разворачивая плеть.

Следом за ним, но с некоторым отставанием двинулись вооруженные боевые холопы.

Путь от Архангельского града до белокаменной Москвы не близок. Выезжали еще по снегу на санях, и уже в пути пришлось заменять полозья высокими колесами с коваными ободьями. Случалось по дороге всякое, но все же разбойники на хорошо охраняемый боярский поезд напасть так и не решились, а вот звери лесные, оголодавшие за зиму так и вились вокруг. Особенно досаждали волки, но после того, как охранникам удалось подстрелить парочку особенно наглых отстали и они.