Азовский гамбит

— Гляньте, православные, — взвизгнул расстрига, — отца вашего духовного едва копытами не стоптали!

— Одумайтесь люди! — зычно прокричал боярин, не давая опомниться остальным. — Не слушайте кликуш, не то беды не оберетесь!

— Да кто ты таков? — раздавалось со всех сторон.

— Вы что ополоумели! — подал голос из-за спины хозяина Лукьян. — Перед вами царский воевода боярин Вельяминов. Ломайте шапки, сукины дети!

— Это который? — раздался из толпы насмешливый голос.

— Тот самый, что с ополчением князя Пожарского Москву у поляков отбивал! Что с государем Иваном Федоровичем у Чертопольских ворот насмерть стоял, а потом королевича Владислава отражал. Вот он каков!

— А, брат полюбовницы царской! — ощерился никак не желавший униматься поп и тут же завопил с новой силой, — Это они царицу Катерину смертию уморили!

— Ах ты, мать перемать! — возмутился такому несправедливому обвинению Никита и, пришпорив коня, бросился в погоню за языкатым кутейником.

Даже на таком могучем боевом скакуне пробиваться сквозь толпу дело непростое, но разозлившийся от нападок на свой честный род и любимую сестру боярин упрямо рвался вперед, хлеща направо и налево плетью. Не ожидавшие такой развязки москвичи шарахнулись в разные стороны и только доведший-таки до греха людей расстрига, подобрав полы изодранного подрясника, бросился улепетывать. В два скачка догнав зачинщика, Никита принялся со всей богатырской силой и боярской щедростью лупцевать того семихвосткой, приговаривая при этом:

— Запорю, сукина сына!

— Зачем божьего человека мордуешь? — попробовал было вступиться за попа один из горожан, вывернувший из ближайшей телеги оглоблю.

Встав между всадником и охающим расстригой, он принялся размахивать своим орудием, не давая приблизиться к ним, но разъяренный Никита, недолго думая вскочил ногами на седло и спрыгнул с высоты на заступника, разом обезоружив и сбив того с ног.

Увидев такую развязку, одни горожане бросились разбегаться, другие попытались прийти на помощь своему собрату, но вокруг него стеной стали боевые холопы и ощетинились оружием.

— Где этот треклятый поп?! — ругался, на чем свет стоит Вельяминов, но тот, воспользовавшись всеобщим смятением, успел улизнуть.

— Ушел, — виновато отозвался Лукьян.

— Так догоните!

— Прости, господин, только если мы его ловить станем, то кто будет обоз охранять, а ведь там супружница твоя, да сестрица, да дети малые!

— Тьфу, пропасть! — выругался Никита, но делать было нечего, и он отдал приказ двигаться дальше.

В усадьбе загодя предупрежденные о приезде хозяина холопы встретили их жарко натопленной баней, начисто выскобленными горницами и одуряющим запахом свежеприготовленных блюд и разносолов.

— Откушай, батюшка, поди, утомился в дороге, — низко кланяясь, приговаривала мать Лукьяна Агафья, подавая угощение на рушнике.

— Благодарствую, — отозвался боярин, — только теперь, пожалуй, недосуг. Вдруг, государь, в Кремль вызовет.

— Нет, кормилец, — помотала головой старушка. — Не вызовет. Он уж неделю как ускакал из Москвы-то!

— Куда?

— Да кто же его знает! Сели вместе с Михальским на коней, да и умчались.

— Ишь ты, а на кого столицу оставил?

— Известно на кого, — усмехнулся входящий в ворота Пушкарев. — На боярина Романова, конечно. Здрав будь, Никита свет Иванович! Примешь ли гостя незваного?

— Тебе, брат Анисим, завсегда рад, — распахнул объятия Вельяминов.

Когда-то они вместе оказались в плену, потом попали на службу к герцогу Мекленбургскому, прошли вместе не одну битву и, в конце концов, не смотря на разницу в происхождении крепко сдружились.

— Тише, медведь архангельский, спину сломаешь! — шутливо закряхтел полковник, после чего они по русскому обычаю трижды расцеловались.

— Ничто, я поломаю, я и полечу! Пойдем, раз такое дело, в баньке попаримся, а потом посидим, как следует. Вино есть фряжское да гишпанское, водка гданская, чего желаешь?

— Отчего же не попариться с хорошим человеком. Заодно и потолкуем!

— Доброго здоровичка, Никита Иванович, — раздался из-за спины отчима звонкий, будто серебреный колокольчик, голосок Марии Пушкаревой. — Каково добрались, поздорову ли супруга ваша и сестрица с детками?

— И ты здесь, егоза, — усмехнулся боярин. — Слава богу, все благополучно у нас.

Маша, хорошо знавшая о приверженности хозяина дома старым обычаям, чинно поклонилась ему в пояс, не став изображать новоманерный книксен.

— Эко ты выросла да похорошела, — не удержался от похвалы Вельяминов. — Совсем невестой стала. От женихов, поди, отбоя нет?

— Да где там, — махнул рукой Анисим и тут же добавил будто жалуясь. — Ведь никакого сладу с девкой нет, кто уж тут обзарится на такое-то добро!

— Неужто вовсе никто? — притворно удивился Никита.

— Да есть один дурачок, который по ней сохнет, а она с него веревки вьет, да узлом вяжет!

— Полно тебе, батюшка, напраслину на меня возводить, — с притворным смирением заявила девушка, потупив очи долу. — Уж я-то всегда отцовской воле послушна!

— Ты, верно, супругу мою, да сестрицу проведать хотела? — спросил боярин. — Так ступай, девонька, в горницу. Нечего тебе тут столбеть холопам на потеху.