Азовский гамбит

Но чем ближе они подбирались к столице, тем больше одолевали Вельяминова тяжкие думы. Зачем его вызвал царь, было понятно. Раз царица Катерина померла, стало быть, Иван Федорович свободен и может теперь женится на его сестре. Вот только, где же оно такое видано, чтобы русские государи под венец вдов вели?

С другой стороны, он ведь и не такое откалывал. Ладно старые московские порядки, которые иноземному князю вовсе даже чужие, но ведь Иоганн Альбрехт еще будучи принцем чудил так что окружающие только ахали. Так что может и жениться, наплевав на мнение всего света.

Беда была лишь в том, что баб вокруг государя всегда вертелось столько, что иной раз и вспомнить соромно. «Что если он и Алену видит только лишь полюбовницей?» — не давала покоя Никите предательская мысль, и чем больше он гнал ее от себя, тем чаще она возвращалась и продолжала терзать ему сердце.

Сказать, что Вельяминов был предан царю — не сказать ничего! Тот, еще будучи простым принцем, выкупил его из шведского плена, приблизил к себе, а когда Никита, командовавший отрядом русских рейтар, пожелал вместе со всеми товарищами присоединиться к ополчению Минина и Пожарского отпустил без единого упрека. Да не так как взял голыми и босыми, а вооруженными и в доспехах, да на справных конях. Во всем русском воинстве не было тогда полка снаряженного лучше, чем Вельяминовский. И после, когда Иоганна Альбрехта избрали царем, о верной службе не забыл и продолжал жаловать. Шутка ли в такие лета в бояре выйти, хотя в предках никого выше стольника не бывало!

Так что ради Ивана Федоровича, он бы не то что жизнь, самою душу не пожалел бы отдать… но не сестру! И не честь!

— И что теперь делать? — неожиданно сам для себя спросил он вслух.

— Не тревожься раньше времени, братец, — просто ответила ему оказавшаяся рядом Алена. — Чему суждено, того не миновать!

— Как же мне не тревожиться, сестрица? — тяжко вздохнул тот. — Ведь только в Москве покажемся, как всякий встречный поперечный пальцем тыкать станет! Вот скажет, царская полюб…

— Не смей! — обожгла его яростным взглядом молодая женщина. — Ни ты и никто иной не посмеет сказать, что я родовую честь уронила!

— Да, я-то знаю, но люди что скажут?!

— На каждый роток не накинешь платок, — уже спокойно отвечала ему сестра, и Никита в который раз удивился ее самообладанию. — Да и пусть их. В лицо не посмеют, а по углам пусть шипят, змеюки подколодные!

Дело происходило на последнем перед въездом в столицу яме. Нельзя сказать, чтобы Никита совсем уж успокоился, но внешне приободрился и велел холопам подать себе вместо дорожного платья, новый кафтан, богато украшенный золотыми шнурами и шитьем, да пожалованную царем шапку.

— Коня какого седлать прикажешь? — правильно понял намеренья хозяина начальствующий над слугами ключник Лукьян.

— До ворот поеду на чалом мерине, — распорядился Вельяминов, — а перед ними пересяду на Снежка.

— Все сделаем, — поклонился ключник, и велел оседлать для боярина помимо неказистого дорожного конька, белого как снег аргамака, происходившего от жеребца, захваченного в свое время у самого Радзивила.

— Вот еще что, — остановил его Никита Иванович. — Сам с прочими холопами снарядитесь, как следует. Чтобы в панцирях все и с огненным боем, да при саблях. Внял ли?

— Чего ж тут непонятного, господин, все сладим, коли велишь. Но, не прикажешь ли и тебе оружие подать?

— Нет, — отказался хозяин. — Мне и плети довольно.

Так что перед готовыми взбунтоваться москвичами Вельяминов оказался весьма представительно одетым, а за его спиной маячило полдюжины верховых слуг, снаряженных не хуже чем царевы рейтары на войну.

— Стойте, православные! — крикнул он окруживших иноземцев посадским. — Почто разбой творите?

— А тебе какое дело?! — огрызнулся высокий и худой как жердь мужик в заплатанном зипуне.

— Плетей захотел? — миролюбиво осведомился не желавший доводить дело до драки Вельяминов.

— Не мешайся, господин, — более почтительным тоном отвечал нежелающий уступать горожанин. — Это немцы и мы их бить будем!

— Это за что же? — нахмурился Никита.

— А почто они матушку государыню уморили, и вообще понаехали!

— Ты думай что говоришь! — строго прервал его боярин. — За такие слова и на дыбу годить не долго…

— А ты кто таков? — окрысился на незваного заступника расстрига. — Почто за немчуру заступаешься?

Давно почувствовавшие, что дело пахнет жареным, иноземцы при виде вступившегося за них знатного дворянина приободрились и попытались к нему пробраться, но не тут-то было. Мужики и бабы сомкнули ряды, и не позволили им двигаться дальше. Тогда они принялись кричать:

— Спасите нас, добрый господин. Мы не сделали никому ничего дурного!

— Чего? — машинально переспросил ничего не понявший Никита.

— Они говорят, что ни в чем не виноваты и не причинили никому зла, — пояснила непонятно откуда взявшаяся княгиня Щербатова.

— Кой черт тебе в карете не сиделось сестрица! — промычал сквозь зубы Вельяминов с досадой и легонько сдавил бока своего скакуна.

Правильно понявший намеренья своего хозяина конь, сделал шаг вперед и едва не сбил широкой грудью зачинщика бунта.