Азовский гамбит

Из всех разрядов служилых людей по отечеству дьяки издревле были самой закрытой корпорацией. В самом деле, до боярина или окольничего, будь на то воля государева, может дослужиться любой. Но только дьяки с их книжной премудростью и обусловленной этим обособленностью от прочих, могли вести делопроизводство и управлять приказами. И если бы не Смута, огненным колесом прокатившаяся по земле и людям и переставившая все с ног на голову, никогда бы бывшему боцману и перебежчику не бывать в дьяках!

Впрочем, Клим и сам был, что называется, парень не промах! У получившего под свое начало один из важнейших органов государственного управления царством, выше которого был разве что разрядный приказ, Рюмина не было возможности постепенно вживаться в новую для него роль, привыкая к должности.

При тех вызовах, что стояли перед чудом выжившим государством, а паче всего таком беспокойном государе, как Иван Мекленбургский, времени на раскачку не было, и русским дипломатам требовалось подчас совершать прямо таки немыслимое. Этого требовали и обстоятельства, и сам царь, который не признавал слова нет. А потому пришлось Колыванскому уроженцу засучить рукава и браться за работу. И первым делом, было необходимо поменять весь уклад, или, как говорят иноземцы, провести реформу.

Одним из главных нововведений стало привлечение к службе иноземцев. Само по себе это не было чем-то выходящим из ряда. Ведь еще государь Иван III посылал сватать себя царевну Софью Палеолог итальянца Ивана Фрязина. Но до сего момента это были все-таки разовые акции, а теперь в штат приказа на постоянной основе стали входить немцы из Мекленбургских владений государя, пара переманенных из Литвы шляхтичей и даже один «скотский немец» — шотландец.

Вторым по счету, но не по значению, стало появление постоянных миссий при иноземных дворах. Если раньше послы, выполнив поставленную задачу, возвращались домой, то теперь они задерживались надолго, собирая и переправляя в Москву различные сведенья, оказывали помощь купцам и вербовали нужных для русского государства людей. Правда, пока такие были лишь в родном для Иоганна Мекленбурге, в союзном Стокгольме и в имперской Вене, но, как говорится, лиха беда начало!

Царь требовал постоянно искать и привозить в Москву видных ученых, архитекторов, художников и музыкантов. Это стало еще одной постоянной заботой Рюмина, под которое в приказе был отведен целый стол, или как привыкли называть их приказные подьячие — повытье. К сожалению, успехи у нового направления дипломатической деятельности были пока не велики, но, по крайней мере, количество серьезных преподавателей в Академии заметно прибавилось.

В Смоленске они, дождавшись пока минет ледоход, дружно погрузились на барки и мирно, с изрядным удобством и без суеты, но ходко поплыли вниз по Днепру, благополучно миновав стороной Киев и все опасности дороги.

В Запорожскую сечь Клим прибыл уже весной, в разгар половодья. Поначалу дело шло ни шатко, ни валко. Обиженный на Москву вообще и на Ивана Мекленбургского в особенности самопровозглашенный гетман Сагайдачный принял посольство холодно. Приближенные его тоже воротили нос, а рядовые казаки, особенно из числа не слишком умных, частенько задирали охранявших дипломатическую миссию стрельцов и боярских детей. Однако далеко не все на Сечи относились к Москве враждебно.

Как-то поздним вечером, когда добрые люди уже ложатся спать, к Рюмину заявился известный своими набегами на турок Яков Неродич по прозвищу Бородавка. В отличие от шляхтича Коношевича-Сагайдачного, Яков происходил из простых казаков и всего в этой жизни добился сам головой и саблей.

— Доброго здоровья, пан посол! — с кривой усмешкой поприветствовал он дьяка. — Гостя незваного примешь ли?

— И тебе не хворать, атаман, — отозвался Рюмин, показывая на лавку. — А что до приема, так это смотря с чем пришел…

— Слышал я, что наш гетман тебя неласково принял?

— Лично мне от Сагайдачнго ласка без надобности, чай он не девка.

— Ха-ха, — искренне развеселился Бородавка. — Я как погляжу, ты, пан посол, в своего царя удался. Тот тоже на язык остер!

Клим в ответ только пожал плечами и кликнул слуг, чтобы принесли вина.

— Выпьешь, атаман?

— С хорошим человеком, отчего же и не выпить? — охотно согласился казак.

— За здоровье его царского величества Ивана Федоровича Мекленбургского! — провозгласил дьяк.

— Добрый вояка, — одобрительно кивнул Яков и в два глотка осушил поданный ему кубок, после чего вытер пышные усы и добавил, — вино тоже доброе!

— Вы встречались с ним? — высоко поднял бровь Клим.

— Та было разок, — ухмыльнулся Бородавка, но в подробности вдаваться не стал.

— Что же, теперь давай за твоего короля? — предложил Рюмин.

— Тю! — скривился как от касторки гость. — Та хай ему грец, собаке!

— Не любишь Сигизмунда?

— А он не девка, чтобы его любить! — хохотнул казак, но тут же посерьезнел и протянул кубок. — Давай лучше выпьем за всех добрых людей, какого бы они звания не были. За тех, кто с погаными воюет на суше и на море. Кто христиан вызволяет из неволи.