Б/У или любовь сумасшедших

— Угадал. Все началось с того, что я узнал некоторые словечки из тех, что говорят в темноте. И навели они меня на мысль об одном человечке. А человечек был у меня…

— Добровольцем.

— Не только. Более.

— Неформальные отношения. Не одобряю.

— Однако… Со-бытие — великая вещь, она расширяет кругозор.

— Человечек, вернее, бывший человечек о наркоте знал?

— Не уверен. Но одна из его баб поставляла исходное сырье. Здесь дело в другом: все ко всему имеет отношение.

— Глубокая мысль. Ладно, оставим это. Ты сказал, что Красавчик вкладывал деньги в другую программу. В какую знаешь?

— Нет.

— А о даме по имени Ирина Федоровна слышал?

— Одна из баб Красавчика и этого, слинявшего. Я не вникал.

— Она — не одна из баб. Там любвя в обоих случаях была. А дама загадочная: или полная идиотка, или…

— Две недели на нее?

— Умница.

— Здесь в Москве.

— Не гони кобылу. Она спала с разработчиками двух мощнейших программ. Одну ты ненароком вытащил вместе с наркотой.

— Новороссийская?

— Она. Другую… За другой съездишь в турпоездку в Америку, вместе с Ириной Федоровной. Связи. Как всегда, впрочем, связи решают все. С программой познакомишься в офисе. А побочно — халтура. Вдруг наркота всплывет, все возможно. Дамочка в высшей степени загадочная. На мой вкус, ни кожи, ни рожи, а мужики ценят. Даже этот твой эротоман причастился.

— За ним не заржавеет.

— То-то вы с ним спелись на репетициях в театральном институте.

— Все знаешь.

— Почти. Я за то Питер не люблю, что среди населения там много сумасшедших, а сумасшествие вещь заразная.

— А если она останется?

— А ты зачем?

— Ничего себе. Наручниками, что ли, ее приковать к себе?

— Не отказывайся. Поездка классная, ну и на подхвате кто-нибудь, как же без этого.

— Так серьезно?

— Так серьезно. Тут многое намешано. Она спала с Красавчиком. Красавчик был несметно богат. Деньги за наркотики перекачиваются в Америку, это мы знаем. На них через подставных лиц покупается недвижимость: заводы и тэдэ и тэпэ. Это мы тоже знаем. Она записалась в поездку еще при жизни Красавчика, имея на счету в Сбербанке две тысячи рублей. Живет впроголодь, сам понимаешь: на шестьсот не разгуляешься сейчас.

— На тысячу шестьсот тоже.

— Намек понял. И более того, хочу перетащить тебя в столицу.

— Не… я привык.

— «Пан Ленинград, я влюбился без памяти в ваши стальные глаза». Поехали к начальству.

— «Медный Петр добывает стране купорос», — подхватил дурным голосом Герман Васильевич.

— «Анна Каренина просит всех освободить перрон и не устраивать сцен», понял?

— «…Все равно поезда никуда не уходят из уездного города N…»

— Помнишь, какие шашлыки были на Грузинской?

— На ребрышках.

— Больше нэт, ничего нэт… Вот в этой квартире жил когда-то автор, которого читали все, а вот в этой Рогинский, а вот в этой академик Шмидт, спускаться пешком — лучшая профилактика артроза…

* * *

Полет напоминал трагедию Шекспира.

Вдруг напряженно взвывали двигатели, корпус начинал сотрясаться, проваливаясь в бездну, казалось — финал, но по законам жанра катастрофа отодвигалась, сюжет переходил на новый виток, и так повторялось многажды.

Но это было потом, над океаном. Адо Праги долетели спокойно и очень быстро, может быть, оттого, что после бессонной ночи Ирина уснула. Разбудила Наталья, которая сидела рядом.

— Ирина Федоровна, пристегните ремни. Посадка. Нас повезут в какой-то занюханный городок, где мы будем ночевать, а утром снова в путь. Наша задача — оторваться от быдла и съездить в Прагу. Организацию беру на себя.

Устроили их в отеле «Атлас», чрезвычайно смахивающем на новые, времен застоя, провинциальные гостиницы в каком-нибудь Хмельницком или Полтаве.

Наталья тотчас разделась, поразив Ирину гладкостью выбритого лобка, и рванула в душ. Там, напевая «…перелеты, перегрузки, долгий путь домой, вспоминай меня без грусти, ненаглядный мой», — она плескалась, пока Ирина у окна наблюдала унылую жизнь чешской провинции. Она гнала от себя мысли о последних днях в Москве и о будущих в Америке и по привычке школьной отличницы «запоминала детали». Детали ускользали, так как не поражали ничем, кроме похожести на быт, знакомый «до боли». Вот к одноэтажной стекляшке-ресторанчику подъехали двое на велосипедах и, немного погодя, вышли с бутылками.

Прошли школьники, чуть наряднее и чище московских.

— А вы поняли, в каком аэропорту мы сели?

— В каком? — Ирина обернулась.

Наталья стояла перед ней, завернутая — по правилам западных фильмов — в мохнатую простыню, так что оставались обнаженными плечи.

«Лакомый кусочек», — подумала Ирина, разглядывая ее безупречную загорелую кожу, ложбину маленьких грудок.

— В «Ружичном» — том самом, где в 1968 году высаживался наш десант. Но все это уже древняя история, а сейчас — быстренько душ. Там стоит большая банка «Калодермы», намажьте руки, ноги, а главное — жопу.

Ирина поняла: «командовать парадом» в этой поездке будет Наталья, эта девчонка, эта шикарная поблядушка с железными нервами и светлой головкой.

Она быстро уговорила водителя «икаруса» отвезти их в Прагу. Когда слоняющиеся около отеля двое мужичков попробовали к ним присоединиться, Наталья отрезала весело, но жестко: