Ба (СИ)

- Я тебе не рассказала самого главного, - осенило меня. - Иногда я вижу... видела сны об Алёне. Об её жизни. Очень-очень реалистичные сны, совершенно несравнимые с обыкновенными. И в них я как будто в теле Алёны. Но в отличие от неё в моём теле, во снах я не могла общаться с ней мысленно. Я видела её жизнь, и это была трагедия. Ужасная трагедия с мужем-тираном, умирающими детьми, холодом, тяжелой работой, болезнями, крепостным рабством... Зачем мне придумывать себе кошмары?

- Хм, наверное, это побочный эффект болезни, - нахмурился Петя и сделал новую пометку в блокноте.

- А как насчёт другого побочного эффекта? Например, что у меня и Алёны разная сексуальная ориентация?

- Чего? - не смог сдержать смешок Петя.

- Ничего! - обиделась на смех я. - Алёна ни одной юбки не пропускала! Знаешь, как меня это доставало!

- Это как раз объяснить проще простого! Ты боялась своих желаний и их тоже скинула на вторую личность. Думаю, типичный синдром для психических расстройств. И я помню, как ты на Свету в универе смотрела!

- Я? Но это была Алёна! - возмутилась я. - Конечно, Света была первой красавицей вуза. И разве ты сам не так же на неё смотрел?

- Мне ты вообще-то нравилась, - закатил глаза Петя.

- Я? - мне показалось, что я подавилась воздухом. - Да ладно!

- Ну, извини, блин, - Петя с яростью перелистнул страницу блокнота. - Я тогда не знал, что ты лесбиянка. Думал, просто нервная.

- Это Алёне девушки нравились, а не мне!

- Серьёзно? - скептически посмотрел на меня Петя. - Но ты говоришь, что встречалась с девушками? Или с ними встречалась Алёна, а ты - с парнями?

- Ну... Алёна встречалась с девушками, да, - я бы не смогла вспомнить, сколько именно их было у Ба, но думала, что не меньше тридцати.

- А ты?

- Я могла бы встречаться с парнями, но... как-то не с кем было, - соврала я, вспоминая Сунлиня с его предложением о свидании.

- По-моему, это однозначно говорит о твоей ориентации. Может, если ты признаешь, что лесбиянка, и проблема с Алёной исчезнет? Вместе с воображаемой проблемой, будто ты забыла всё выученное в двух институтах?

- Да не в этом, дело, ё-моё, - я чувствовала, что начинаю краснеть. Мне уже представлялось, как дебильно будет звучать подобное объяснение от почти тридцатилетней женщины. - Просто ты мне тоже нравился в институте. И... ну, потом.

- Вот как, - Петя завис, глядя на табло включения ремней под потолком. - В смысле...

- Не комментируй, окей? - я отвернулась к иллюминатору, надеясь, что сейчас откажут двигатели, и мы грохнемся на землю. Пожалуй, никогда в жизни мне не было так стыдно.

Через несколько минут мучительной паузы, в течение которой я сгрызла ногти на правой руке, Петя спросил как ни в чём не бывало:

- И что ты планируешь сделать в России? Доктор, как я понял, отменяется?

- Мне кажется, нужно съездить в проданный дачный дом, - облегчённо выдохнула я, радуясь, что Петя сменил тему. - Я так хорошо помню деревню по Алёниным снам... А в реальности я бывала там очень редко и очень давно. Если сравню, то смогу понять, правда ли я видела жизнь Ба или нет...

- Ба? - не понял Петя.

- Я её так называла...

- Понятно, - он тяжело выдохнул и снова сделал пометки. - Нужно будет поспрашивать местных. Ты же помнишь имена родственников Алёны из сна?

- Конечно! Но это было двести лет назад. И если даже в моей семье не помнят Алёну, то какова вероятность, что её помнят другие?

- Всего два века, и невозможно сказать, был ли человек на самом деле, - сказал Петя, перекатывая карандаш между пальцами. - Ужасно осознавать, что с нами случится то же самое, да? А ведь это меньше периода обращения Плутона вокруг Солнца...

- Алёна постоянно говорила что-нибудь такое же заумное и трагичное, - вспомнила я. - До тех пор, пока мы не попали в Чили. Там она становилась всё слабее и слабее, пока...

- Так сейчас ты не можешь с ней общаться? - удивился Петя.

- Не могу, - вздохнула я. - Мне приснился сон, где она умерла.

***

Я удивилась, как мало изменилось в квартире родителей с моего отъезда в США. Как будто я заходила к ним в гости позавчера, оставила недопитым чай и, вернувшись, обнаружила кружку на том же самом месте. Такие же чувства вызывал весь родной город, где я смогла бы ориентироваться с завязанными глазами и найти дорогу от Кузнецкого Моста до Парка Горького. И такими необычными казались надписи на русском языке, такими странно понятными.

Найдя старую книгу из дачного дома, я увидела продавленную надпись "Молитвеникъ" на потёртой обложке, а внутри - едва заметный текст молитв. Что ж, не Библия и не букварь, а нечто среднее. Имя владельца на обратной стороне обложки теперь казалось ещё менее различимым, чем раньше. Видимо, хорошо сохранившись в затхлом чердаке, чернила стали испаряться в жаркой городской квартире.

"Ба, это твой молитвенник?" - спрашивала я, не получая ответа.