Он вошел в дом, и когда Бешт начал говорить о Торе, р. Авраам-Аба вдруг встал напротив и начал пристально смотреть ему в лицо. Со стороны это опять-таки выглядело оскорбительно, и р. Пинхас был в совершенном отчаянии, понимая все бестактность отца, но не решаясь сделать ему замечание, не нарушив заповеди о почтении к родителям.
Когда Бешт закончил, р. Авраам-Аба молча вернулся на свое место. После церемонии авдалы трапеза продолжилась, и тут Бешт сказал: «Я не собирался об этом говорить, но все же скажу, так как слышал, что в Райском саду этот комментарий передают от моего имени».
Как только он начал говорить. р. Авраам-Аба снова встал напротив Бешта и пристально смотрел ему в лицо, пока тот не закончил. И уже после вечерней молитвы сказал р. Пинхасу: «Да, это он — и никто иной!».
На удивленный вопрос сына, что это значит, р. Авраам-Аба ответил: «Думаешь, почему я промолчал, когда он отругал меня во время чтения Торы? Я решил подождать до конца. А дело в том, сын, что видел я этой ночью сон, будто вхожу я в райский сад, и пришел ангел Метатрон, и произнес от имени Бешта комментарий на Тору. Когда я пробудился, то очень хорошо помнил этот комментарий, и пришел к Бешту, чтобы проверить, повторит ли он его или нет. И он сказал то же самое, что я слышал во сне!».
О том, удалось ли выручить того еврея, который оказался в долговой яме и из-за которого р. Пинхас прибыл в Каменку, история умалчивает (хотя, скорее всего, Бешт, как обычно, все уладил). Но вряд ли, наверное, нужно говорить о том, что с того дня р. Авраам-Аба присоединился к числу сторонников Бешта.
Как видим, слухи о Беште, расходившиеся, благодаря его сторонникам, за тысячи верст от Меджибожа, Белой Церкви (Белого Поля), Каменки и десятков других местечек, в которых хасидизм одержал полную победу над своими противниками-миснагдим, интриговали многих выдающихся раввинов-талмудистов.
Прежде всего, разумеется, тех, кто уже давно чувствовал, что и в повседневной еврейской жизни, и в самой теологической концепции надо что-то менять, но после лжемессии Шабтая Цви и появления сект его последователей боялись перемен. Тем не менее, в какой-то момент, устав от таких колебаний, они решали отправиться к Бешту, чтобы либо разоблачить его как опасного шарлатана, либо признать, что хасидизм не только не является ересью, но и может обновить к лучшему жизнь евреев.
Бывало и так, что тот или иной талмид-хахам отправлялся в Меджибож под влиянием своих учеников, которые донимали его вопросами, насколько можно доверять тому, что говорят о Беште; как следует относиться к его толкованиям Торы, да и всему его учению в целом.
Именно так случилось с р. Нахманом из Косова (Косовером), который поначалу был не просто противником, а яростным ненавистником Бешта. «Шивхей Бешт» объясняет это тем, что корень души Бешта происходил от души царя Давида, а корень души р. Нахмана — из души царя Шауля, и потому враждебное отношение р. Нахмана к Бешту имело во многом иррациональный характер, уходя в глубь предыдущих воплощений.
Дело дошло до того, что однажды Бешт с его умением улавливать все происходящее в мироздании сказал: «Р. Нахман во время молитвы настраивает свои мысли так, чтобы извести меня, но у него, с Божьей помощью, это не выйдет».
Ученики р. Нахмана, разумеется, заметили этот его настрой против Бешта, и однажды сказали учителю: «Что это?! Весь мир едет к Бешту и превозносит его до небес. Почему бы и вам не поехать и не познакомиться с ним поближе, чтобы потом рассказать нам, где правда? Сколько времени мы будем сомневаться вместо того, чтобы сосредоточиться на изучении Торы?!»
И раби Нахман отправился в Меджибож. Бешт принял его с большим почетом, а затем два выдающихся знатока Торы попросили всех, кто был в комнате, оставить их наедине. Но, как обычно, среди учеников Бешта нашелся один, который спрятался то ли под лавкой, то ли где-то еще и подслушал разговор.
Р. Нахман начал с прямого вопроса: правда ли то, что Бешт может читать чужие мысли?
— Тогда скажи, о чем я сейчас думаю! — сказал р. Нахман, услышав положительный ответ.
— Как известно, человеческая мысль непостоянна; человек обычно скачет от одной мысли к другой. Но если ты сосредоточишься на чем-то одном, то я скажу! — ответил Бешт.
Р. Нахман сосредоточился, и Бешт сказал:
— Ты думаешь о непроизносимом Имени Творца.
— Ну, об этом было несложно догадаться, — усмехнулся р. Нахман. — Еврей всегда должен думать именно об этом, как сказано в псалме (16:2): «Представляю имя Господа перед собой всегда». Понятно, что, когда я отрешился от всех посторонних мыслей и сосредоточился на одной, передо мной предстало одно из Имен Всевышнего.
— Да, но у Него множество Имен, и ты мог вообразить любое, однако ты представил именно это, — возразил Бешт, и р. Нахману не оставалось ничего другого, как признать его правоту.