Бааль Шем-Тов. Личность. Чудеса. Легенды. Учение хасидизма

После этого разговор перешел на различные вопросы каббалы. И, хотя р. Нахман Косовер не сразу стал приверженцем Бешта, и разногласия между ними существовали еще долго, судя по всему, разговор тот произвел на гостя большое впечатление. Его былая враждебность исчезла, и он больше не считал его опасным еретиком и шарлатаном.

Во всяком случае, когда однажды р. Нахман услышал, как его ученики злословят о Беште, повторяя его же слова, он сильно разгневался и рассказал притчу о том, как два сановника сделали для царя новую корону, а затем стали спорить, где поместить на ней особо драгоценный камень, и тут кто-то из толпы поддержал мнение одного из них. В ответ разгневались оба сановника, сказав недотепе: «Кто ты такой, что лезешь в наш спор?! Мы спорим лишь о том, как сделать так, чтобы больше подчеркнуть величие царя!».

«Таков же спор между мной и Бештом, — подытожил р. Нахман. — Это — тот спор во имя Небес, который вели царь Давид с царем Шаулем, а затем Гилель с Шамаем, и не вам в него вмешиваться».

Все это, по всей видимости, происходило в первый период жизни Бешта в Меджибоже, так как р. Нахман Косовер скончался в 1746 году, на шестом году меджибожского периода.

Немалую роль в привлечении к Бешту новых сторонников играли не только его сверхъестественные способности (включая, целительство), но и человеческие качества. Так произошло в истории с тремя братьями, каждый из которых был знатоком Торы и Б-гобоязненным человеком, но двое из них стали приверженцами Бешта, а третий вошел в число его противников[272].

Однажды Бешт приехал в Каменку, где жили братья, и когда он спросил о делах брата-миснагеда, ему сообщили, что тот занемог, не встает с постели и даже потерял дар речи. Словом, у него налицо были все признаки паралича. Приверженцы Бешта думали, что того обрадует эта новость, и он спишет ее на кару Божью, но, если бы это было так, Бешт попросту не был бы Бештом. Он не только не высказал никакой радости, но опечалился и сказал, что хочет проведать больного.

В пятницу он спросил двух братьев, удобно ли будет, если он организует в субботу молитву возле их брата, чтобы способствовать его исцелению?

«Конечно, если бы он был здоров, то он точно не позволил бы, чтобы ты молился в его доме. Но теперь он лежит, как камень, и ему нет никакого дела до того, что происходит вокруг него, так что, конечно, можно. Тем более, что у него есть особая комната для молитвы», — ответили братья.

Бешт велел принести в дом ковчег со свитком Торы, и молился в этом доме и пятничную минху, и вечернюю и утреннюю субботние молитвы, причем последнюю затянул до часу дня. Перед чтением Торы он вышел в сени передохнуть, и тут услышал крики, что больному стало хуже, видимо, он умирает, и вместе с учениками поспешил в его комнату.

Когда он сел возле р. Шмуэля, Ривеле-праведница сказала сыну: «Почему ты не приветствуешь учителя?». Но тот ничего не ответил — то ли потому, что у него уже не было сил говорить, то ли по той причине, что он не считал Бешта своим учителем.

Тогда мать вложила руку умирающего сына в руку Бешта, и тот спросил больного, учил ли тот Талмуд? Ответом Бешту снова было молчание, но он не отступил и повторил свой вопрос еще несколько раз. Так как молчание продолжалось, то Бешт сделал вид что сердится.

— Где твоя вежливость?! — сказал он. — Я спрашиваю тебя, читал ли ты Талмуд, а ты не отвечаешь!

— Да, я читал Талмуд, — слабым голосом ответил больной.

— А в каком трактате сказано: «Милы ли тебе эти страдания?», — продолжил разговор Бешт.

— В трактате «Брахот», — последовал ответ.

— И что там на это сказано?

— «Ни они, ни плата за них…»

— А теперь, — повысил голос Бешт, — ответь мне, милы ли тебе эти страдания?

— Ни они, ни плата за них, — прошептал больной.

— Тогда дай мне руку свою! — приказал Бешт, и затем за протянутую руку усадил своего противника на кровать.

После этого Бешт велел р. Шмуэлю спустить ноги на пол, медленно встать, и так же медленно одеться и омыть руки. Тот сделал все, что Бешт велел, направился в комнату, где шла молитва, помолился вместе со всеми мусаф, и вскоре полностью выздоровел.

Конечно, можно отнести эту историю к тем, которые рассказывают о совершенных Бештом чудесных исцелениях, в том числе, и парализованных. Но в данном рассказе видно, что Бешт с равной чуткостью относился как к своим сторонникам, так и противникам, и это, безусловно, увеличивало его славу и популярность, и привлекало к нему все новые сердца.

Кроме того, Бешт предстает в этом рассказе как подлинный знаток Талмуда, видимо, знающий все его трактаты наизусть — а ведь именно слабое знание Талмуда и Галахи и пренебрежение их изучением чаще всего вменяли в вину Бешту его противники. И тот факт, что он знает Гемару не хуже любого раввина-талмудиста, должен был произвести на брата-миснагеда соответствующее впечатление.