Не успел он закончить, как грязь с чавканьем разлетелась в разные стороны и на берегу показалась лягушка величиной с украинскую хату. Исройлик спросил, глядя на это создание:
— Кто ты?
— Я был
— За какие же грехи ты был так наказан?
— Однажды я поленился сделать омовение рук. И ангел-обвинитель стал кричать на Небесном суде: „Мудрец Торы нарушил заповедь мудрецов! Накажите его!“ Но ему ответили, что за такой проступок даже мудрецам большого наказания не полагается. И тогда он подсунул мне еще одно нарушение, и я опять нарушил, и еще одно — и я снова… Дело дошло до того, что я совсем перестал соблюдать приказы Торы…
— Неужели тебе ни разу не приходила мысль о
— Приходить-то приходила, но для этого нужны силы, а я никак не мог с ними собраться. Обвинитель подсунул мне любовь к спиртному. Так что я или пил, или грешил. Всему на свете приходит конец, и вот я оказался на Небесном суде. Там решили, что поскольку мой самый первый грех связан с водою, то мою душу нужно послать в тело животного, которое живет у воды. И вот я сижу в этой грязи уже пятьсот лет, и нет мне спасения…
— Но ведь рабби Ицхак Лурия из Цфата помог душам многих грешников, — сказал Исройлик. — Почему же твоя душа не поднялась отсюда?
— Для
— Ну, видишь, я зашел, — сказал Исройлик.
Он помолился за душу грешного мудреца, и она, расставшись с телом животного, поднялась туда, куда должна была подняться. А Исройлик обошел тушу лягушки и отправился назад, домой, чтобы сделать омовение рук и благословить хлеб, лежащий на скатерти грубого полотна»[102]
.В другой истории, которая случилась много позже, когда р. Исроэль уже стал Бааль-Шем-Товом, имел множество учеников и сподвижников, он как-то остановился в доме одного из своих хасидов, местного богача. Бешт стал расспрашивать его о том, как идут дела, все ли в порядке, а затем вдруг спросил хозяина, есть ли у него кони, и сказал, что хочет на них поглядеть.
Одна из лошадей понравилась ему больше других, и Бешт стал просить Б-гача подарить ему животное.
— Я готов, рабби, подарить вам любого, но только не этого! — ответил тот. — Этот конь — мой любимец! Трудяга, каких мало! Сколько раз он вытягивал повозку, которую не могли вытянуть три другие лошади!
Но Бешт ответил, что других коней ему не надо, и они вернулись в дом. Через некоторое время разговор зашел о том, как много людей задолжали хозяину дома деньги, и Бешт попросил показать ему долговые расписки. богач удивился такой просьбе, но показал. Увидев одну из них, Бешт сказал, что хотел бы получить ее в подарок.
— Да возьмите другую! — сказал богач. — От этой все равно нет никакого толку. Она написана одним евреем, который давно умер, так и не вернув долг!
— И все-таки я хочу именно эту! — повторил Бешт.
— Да берите, мне-то она без надобности! — последовал ответ.
Бешт взял расписку, объявил, что прощает покойнику долг и разорвал ее на мелкие кусочки.
Не прошло и нескольких минут, как в комнату вбежал слуга хозяина и сообщил, что его любимый конь внезапно издох.
Поняв, что между двумя этими просьбами Бешта есть какая-то связь, богач попросил его объяснить, что произошло.
— Поскольку тот человек задолжал тебе и не смог расплатиться, то его приговорили к тому, что он должен воплотиться в лошадь и всячески угождать тебе, отрабатывая долг. Потому-то он так и радовал тебя, покорно выполняя самую тяжелую работу. Но в тот момент, когда ты подарил мне расписку, а я простил ему долг, приговор был отменен, время жить в теле коня ему вышло, и он умер окончательно.
Легко заметить, что эти истории перекликаются с двумя рассказами об Аризале, в одном из которых Аризаль однажды проводил урок возле какого-то ручья, и тут его ученики заметили на берегу лягушку, которая сидела не шелохнувшись, словно внимательно наблюдая за ними. Рабби Хаим Виталь хотел было ее спугнуть, но Аризаль остановил его:
— Пусть сидит. Она хочет слушать слова Торы! — и продолжил разговор тайнах учения, из чего сделали вывод, что лягушка эта — непростая, и, видимо, в ней заключена чья-то высокая душа.
В другой истории Святой Ари ловит мышь, в которой заключена душа еврея-доносчика, причинившего при жизни много бед своим соплеменникам. Он заговаривает с ней, и на глазах учеников задает вопрос, почему этот еврей творил зло своим братьям, не думая о том, каким может быть приговор небесного суда?
«Да, рабби, я сделал много плохого, но сейчас сжалься и помолись за меня, чтобы прекратился этот ужас, ибо лучше быть в геенне огненной, чем в шкуре мыши».
Однако Ари отвечает, что он не может молиться за душу злодея, и не может сделать ей «тикун» («исправление»), и мышь печально побрела к своей норе.