— И тем не менее, я вижу на тебе грех распутства, и завтра утром скажу, в чем именно он заключался, — ответил Бешт.
И наутро Бешт повторил то, что говорил р. Гершону Кутоверу: «Раввин дал обет воздерживаться от близости с женой, и не выполнил его, а Рамбам постановил, что без обряда снятия обета это все равно что переспать с собственной матерью».
Потрясенный раввин немедленно снял с полки книгу Рамбама, и довольно быстро нашел у него такое постановление.
Третья история на эту же тему призвана показать, что Бешт мог не только предвидеть будущее и помогать избежать того, что вроде бы предначертано, но и влиять на прошлое и исправлять его. В этом рассказе один из учеников Бешта прибыл в Меджибож на десять «грозных дней», но по неведомым ему причинам не встретил того теплого приема, что обычно.
Поначалу он решил, что Бешт не замечает его потому что погружен в какие-то возвышенные мысли, но, когда через час снова вошел, чтобы поприветствовать Бешта, тот опять отвернул от него лицо. Поняв, что происходит нечто неладное, и, возможно, он совершил некий грех, из-за которого стал неприятен Бешту, а Небесный суд вынес ему тяжелый приговор, он обратился к шурину Бешта р. Гершону, чтобы тот замолвил за него словечко перед Бештом.
Р. Гершон, будучи совершенно уверен в праведности этого еврея, направился к нему вопросом, почему тот отталкивает от себя сподвижника, «руки которого чисты от злодеяния, и все дела беспорочны»? Но Бешт лишь сказал, что не желает говорить с этим гостем.
Услышав переданный р. Гершоном ответ, еврей разрыдался. «Я понимаю, что за этим что-то стоит. Жизнь мне теперь не в радость, и я не в силах перенести это!».
Видя, как этот человек сокрушается, р. Гершон снова направился к Бешту, чтобы убедить его, что дело дошло до того, что гость может умереть от переживаний, и, по меньшей мере, надо объяснить ему, в чем дело; из-за чего он вдруг впал в такую немилость у учителя.
— Да у него на лбу написано, что он согрешил с мужней женой! — ответил на это Бешт.
Это утверждение повергло героя этой истории в недоумение: он заявил, что этого не может быть, поскольку он уже шестнадцать лет, как не приближается к собственной жене и не касался никакой другой женщины.
Удивили эти слова и р. Гершона, у которого к тому времени тоже развилось духовное зрение, хотя, разумеется, не в той степени, каким обладал Бешт.
— Странно, — заметил р. Гершон. — Я ничего на нем не вижу, только ты узрел. Видимо, грех его все же не плотский, а связан исключительно с какими-то духовными материями.
На Бешта это замечание произвело впечатление, и он пообещал, что во время предсубботней минхи он поднимется в высшие миры, и исследует там это дело.
Начав молиться, Бешт поднялся в чертоги великих мудрецов прошлого, но долго не находил записи о грехе, который совершил этот человек, пока, наконец, не поднялся в «чертоги Рамбама», где выяснилось, что тот взял на себя обет не сближаться с женой и не получать от нее никакого наслаждения, то есть с этого момента, согласно постановлению Рамбама, она приравнивалась для него к матери, и для него стали также запретны и ее украшения.
Однако недавно ему понадобились деньги, чтобы устроить некое бракосочетание (вероятно, сироты или бедной невесты), и тогда он заложил украшения своей супруги. А так как исполнение заповеди об устройстве такой свадьбы доставило ему удовольствие, то можно считать, что он получил удовольствие от жены, и тем самым нарушил обет. А это, согласно Рамбаму, все равно что согрешить с замужней женщиной.
Поняв всю неоднозначность ситуации, Бешт вступил в спор с душой Рамбама и вызвал на этот спор великие души р. Ицхака Альфаси и р. Ашера Бен-Йехиэля. Те поддержали его в споре, и в итоге из «книги Рамбама» (то есть «книги» грехов, заключающихся в нарушение его постановлений) была вычеркнута запись о грехе этого человека.
В другой истории, связанной с отношениями между супругами, во время субботней трапезы, которую Бешт проводил в доме у одного праведника вдруг зашипела свеча, словно на нее брызнули водой. И сказал Бешт: «Светильня мне говорит, что ты любился со своей женой при свете свечи» (что противоречит еврейской традиции, требующей, чтобы любовный акт совершался в полной темноте). И хозяин дома рассказал, что это правда, хотя он и не виноват: они с женой легли после того, как им показалось, что свечи уже потухли, но тут одна из свечей напоследок неожиданно вспыхнула и осветила комнату.
И если уж Бешту открывались такие интимные подробности жизни человека, то что уж говорить об остальных!
Историй подобной проницательности Бешта снова такое множество, что все их просто не перескажешь.
Как и тех, в которых он изобличал недобросовестных резников, недостаточно тщательно проверявших кошерность зарезанных ими животных; канторов, пренебрегающих законами ритуальной нечистоты и тем самым наносящих ущерб общественной молитве и т. п.