Приближалось время встречи субботы, и собравшиеся начали посмеиваться над Бештом, не желающим признать очевидные вещи. И тут арендатор вспомнил, что за рекой есть крохотная аренда, где живет хворый человек, у которого вот уже десять лет, как отнялись руки, ноги и язык.
— Может, вы на него намекаете? — спросил арендатор, рассказав Бешту о недужном.
— Пойдите, позовите его, чтобы он пришел и присоединился к молитве. И дайте ему в руки мой посох! — велел Бешт.
Пошли за ним, но тот не сумел пошевелиться и прийти. Тогда Бешт дал к посоху еще и свою шапку, и велел надеть ее на больного. И вот после этого парализованный поднялся и пришел на молитву. И прожил после этого случая еще десять лет в добром здравии.
Необходимо отметить, что в «Шивхей Бешт» две истории о парализованных никак не связаны, и автор этих строк услышал о такой связи на одном из фарбренгенов хасидов ХАБАДа. Поначалу эта связка показалась мне натянутой — с какой стати Бешту было лечить Б-гохульника. Но затем я увидел в ней некую завершенность сюжета: в конце концов Бешт ведь с самого начала лечил арендатора и отказался продолжить лечение лишь после того, как семья больного продемонстрировала неверие в его силу целителя. Но десять лет страданий он вполне мог счесть достаточным наказанием и совершить чудо исцеления — тем более впечатляющее, что, как известно, при лечении последствий инсульта фактор времени является решающим.
Известны также случаи, когда Бешт… не то, чтобы предсказывал человеку день его смерти, но пытался предупредить его, чтобы он успел завершить те или иные свои дела.
Так, к примеру, один из его учеников р. Лейб был известен тем, что каждый вечер тщательно анализировал прожитый день, отдавая отчет Всевышнему о том, что с ним произошло в течение дня; что он успел или, наоборот, не успел. В день своей смерти он, как обычно, утром пошел окунаться в микву, и, выходя из нее, встретило Бешта.
«Поспеши сделать свои дела!» — сказал ему Бешт, зная, р. Лейб старался во всех синагогах поспевать к провозглашению «Барху…» («Благословите…»), которым открывается основная часть молитвы и к «Кадош, кадош, кадош» — троекратному освящению Имени Всевышнего. В тот день из-за недавнего дождя на улицах стояла непролазная грязь; пешком ходить было невозможно.
Но р. Лейб понял намек, и потому разъезжал от одной синагоги к другой на телеге. В тот вечер он и скончался.
В связи со всеми этими историями невольно возникает вопрос не только об их достоверности, но и о том, насколько вообще те или иные практики Бешта совместимы с иудаизмом?
Нет ли в них элемента колдовства, или, употребляя любимое словечко Моше Росмана, «шаманизма», который строжайше запрещен Торой и характеризуется как «авода зара» — языческое служение? Где в деяниях Бешта кончается Каббала и начинается магия? И является ли эта магия «кошерной», то есть находится ли в рамках, разрешённых Торой?
Пожалуй, лучший ответ на этот вопрос дал Гершон Шолем. «Личность Исраэля Баал-Шем-Това как будто была создана с единственной целью приводить в замешательство теоретиков мистики, — пишет Шолем. — В его лице мы имеем мистика, чьи подлинные высказывания не оставляют сомнения в отношении мистической природы его религиозного опыта, и чьи ученики неуклонно следовали тем же путём. И однако он также истинный „Баал-Шем“, то есть владетель великого Имени Б-га, мастер практической каббалы, маг. Непоколебимая вера в силу святых имён преодолевает в его сознании разрыв между притязанием мага вершить чудеса своим амулетом или посредством других магических действ и мистическим восторгом, устремлённым на одного Б-га. В конце длительной истории еврейской мистики эти две тенденции столь же неразрывно переплелись, как и в начале, и во многих промежуточных состояниях её развития»[171]
.Есть и немало рассказов о том, что Бешт обладал способностью не только узнавать о том, что происходит поблизости или вдали от него, но и тем, что сегодня назвали бы телепатией: он мог вступить в мысленную связь на расстоянии с тем или иным человеком и подсказать ему выход из положения.
Что интересно: в большинстве историй, связанных с телепатическими способностями Бешта, его отделяет от того, кому он приходит на помощь расстояние не более, чем в день пути, из чего пристрастный исследователь паранормальных явлений может сделать вывод, что расстояние, на которое Бешт был способен передавать мысли или, точнее, словно входить в голову другого человека, было все же ограниченным.
Одно из таких преданий рассказывает о том, как однажды жители некого литовского местечка послали представителя своего общины в Меджибож подробнее разузнать о Беште. Посланник местечка остался в городе на субботу, вечером направился в синагогу, послушал молитву Бешта — и был вне себя от восхищения. Но затем он решил проследить, как ведет себя Бешт в быту — действительно ли он такой святой, как о нем говорят?