Бабаза ру

– Да, не скрою, бывают, точнее, были поползновения насчёт воровства со стороны местных, но это не главное. Главное – поддельные чариковцы… Раскольники.

– Какие такие поддельные чариковцы? Что за раскол, по какому признаку, как именно не пить – не пить ли водку или не пить ли пиво и вино?

– Ох. Нам идти минут двадцать, давайте расскажу. Значит, после смерти Ивана Трофимовича общину возглавила матушка Устинья. Мы тогда не здесь размещались, на другом месте, там теперь эти… еретики обитают.

– Господи боже мой! Еретики!

– До конца шестидесятых всё шло тихо, мы ж таились, ничего не проповедовали, нам главное было веру учителя хранить и людям заблудшим помогать. Мы тогда считались двумя семьями, которые по соседству поселились и занимаются исключительно хозяйством, и слава о нас шла глухая, мы её сами гасили, и даже портрет Ивана Трофимовича – вот тот, что в столовой висит, матушка Устинья его и писала с натуры маслом (я вспомнила какую-то аляповатую картинку со старичком в поле, стиль знакомый – «инвалидный китч», – промолчала), – мы прятали от посторонних глаз, начнут расспрашивать, выйдут на след Ивана Трофимовича, его тут многие помнили. А в 1969 году пришёл к нам своим ходом человек, назвался Павлом. Кажется, сорок первого года рождения. Павел и Павел, имя славное, притёрся он к матушке Устинье, так прилепился, что она ему документы настоящие показала – письма, всякие записи, воспоминания первых чариковцев… Он из себя приятный был мужчина, да что там был, он и сейчас…

– Жив?

– Что ж ему не жить, он в трезвости с шестьдесят девятого года, блюдёт себя. Правда, от злобы своей скособочился, ходит скрюченный в дугу, но проворно… Его фамилия – Чириков, Павел Чириков. Он решил, что это знак – похожая фамилия. В общем, украл он часть документов, изготовил пакостную фальшивку, где Иван Трофимович Чариков будто бы передаёт своё учение и судьбу общины в руки ученика, которого ещё нет, но который грядёт, и узнать его можно будет по имени звонкому Павел и по фамилии, которая вещая и обозначающая. И будет он знать тайну, магический секрет, от учителя ученику сквозь времена переданный невесть каким образом! И так ловко все свои тёмные делишки обделал, что всё старое владение чариковцев ему досталась, а матушка Устинья вынуждена была уйти и людей своих увести – слава Богу, нашлись средства купить небольшой дом с участком, вот там, где мы с вами были. Но тогда и вышел раскол – одни ушли с матушкой Устиньей, а другие остались с Павлом Чириковым.

– Так они, выходит, чириковцы, а не чариковцы?

– Нет, он присвоил себе имя нашего учителя и называет свою шайку еретическую «Общество трезвой жизни имени Ивана Чарикова»; более того, он считает, что это имя он запатентовал, и запрещает нам упоминать фамилию Ивана Трофимовича в любых документах. Утверждает, что он официальный преемник и наследник.

– Разве так можно?

– Мы это сейчас оспариваем, уже два суда было…

– Так, а сколько там человек, в его шайке?

– Да есть. Когда манифестацию против нас проводили этим летом, человек с полста еретиков было.

– А в чём ересь-то? Они ведь тоже не пьют?

– Надеюсь, что хоть этого греха на них нет, – вздохнула Ирина Петровна. – Не знаю, чем они там заняты. У них забор покруче и повыше нашего – каменный. Главное дело их жизни – нам гадить, причём что вы думаете – буквально гадить, срут под воротами. Хотят доказать, что истинные чариковцы – это они, питомцы отца Павла…

– Но ведь вы никому не можете запретить основывать общества трезвости?

– Никому и не хотим! Проблема только в том, что это он хочет запретить нам использовать имя Ивана Трофимовича, а поскольку по закону он сделать этого не может, в ход идут всякие провокации, распространение лживых слухов и клеветнических измышлений… И потом, главное – они всякую мистику тёмную там практикуют, какие-то заговоры-приговоры, отвары-припарки, а у нас ничего такого нет, труд, молитва, общение с друзьями. Денежный фактор там в чести, пожертвования на их шайку, завещания в пользу, ну, говорю же вам, тёмные совсем делишки…

– Иван Трофимович был бы огорчён…

Ирина Петровна взяла меня за руки в порыве скорбящей души.

– Да! Иван Трофимович, лучезарный человек, наверное, льёт на том свете тихие свои слёзы, глядя на то, как оскорбляют еретики его верных учеников, от тщеславия и злобы своей обижают, на его добром имени наживаются… Мы пришли.

Я только сейчас сообразила, что мы в неподобающей одежде – в брюках и без платочков, но Ирина Петровна плавным жестом ассистентки чародея вынула из карманов жакета целых четыре платка – два больших, два маленьких, вокруг бёдер обвязать на манер юбки и на голову накинуть. Платки были невесомые, скромной расцветки и годились исчерпывающе выразить наше смирение.

17:15