Бабье лето

Мы углубились в подробности этой темы и, обсуждая ее во время езды, пытались предугадать возможные последствия. Особенно упоминались те области естествознания, которые наиболее продвинулись и приобретали влияние, например, химия и некоторые другие. Роланд был решительно за нововведения, даже если они все перевернут, мой гостеприимец и Ойстах желали, чтобы то новое, которое должно остаться, потому что оно хорошо, — ибо далеко не все новое хорошо, — вводилось и утверждалось лишь мало-помалу, без потрясений. Переход длится так дольше, но зато он спокойнее, и последствия его прочнее.

После обеда разговор зашел о фонтанной нимфе в Штерненхофе, и мой гостеприимец рассказал мне, как она была приобретена. Один дальний родственник Матильды получил вдобавок к своему большому состоянию еще и немалое наследство. Он занялся коллекционированием. Он собирал монеты, печати, кельтские и римские древности, музыкальные инструменты, тюльпаны и георгины, книги, картины и статуи. В саду возле дома, стоявшего на возвышении, у него была большая площадка, которую он замостил, и оттуда в нескольких направлениях спускались в сад искусственные каменные лестницы. На парапете этой площадки и на обрамлениях лестниц были установлены статуи. Одним из величайших его удовольствий было расхаживать по площадке. Он часто это и делал, когда солнце налило вовсю и камни площадки обжигали подошвы. Статуи были у него, кроме того, на лестницах дома и в комнатах. Нимфа, принадлежащая теперь Матильде, находилась у него в павильоне для фонтана в саду. Он получил ее в наследство от двоюродного деда, во времена юности которого она, говорят, была изготовлена одним итальянским скульптором для какого-то князя, чья внезапная смерть определила ей другого владельца. Так по стечению обстоятельств попала она наконец к двоюродному деду, который был со скульптором как-то связан. Говорят, что с этой статуи и началась любовь родственника Матильды к коллекционированию. Когда он умер, в его завещании было велено продать все художественные произведения знатокам или любителям искусства, но не торговцам, а деньги, вырученные за них и за другие его вещи, распределить, исходя из оценочной стоимости последних, между дальними родственниками, поскольку ни детей, ни близких родственников у него не было. Но поскольку нимфа была самым лучшим художественным произведением, каким он владел, поскольку Матильда всегда восхищалась этим изваянием, поскольку она уже была владелицей Штерненхофа и уже собрала там прекрасные картины, ей было нетрудно назвать себя любительницей искусства и купить эту скульптуру. Матильду предпочли кому-либо постороннему, потому что таким образом произведение искусства как бы оставалось в семье, да и внесла Матильда в общее наследство большую сумму, чем то сделал бы кто-либо со стороны. Она доставила милое ей произведение в Штерненхоф и установила его в одной из зал. Лишь долгое время спустя, усилиями Ойстаха и моего гостеприимца, были построены между уже стоявшими там дубами стена плюща и грот у источника, и таким образом нимфа нашла более достойное и более эффектное место, ведь для зала она была великовата, да и поза и занятие к залу не подходили. Кувшин, из которого лилась вода, уже был, бассейн и скамейку сделали заново, алавастровую чашу Матильда прибавила из своего достояния.

В дом роз мы прибыли вечером. На следующий день я попросил у моего гостеприимца разрешения скопировать имевшуюся у него зарисовку кербергского алтаря и отвезти этот рисунок в подарок отцу. Он разрешил очень охотно. По предложению, сделанному по дороге в горы, зарисовка была исправлена Роландом и передана мне в улучшенном виде.

Я заперся у себя в комнате и много дней прилежно трудился от восхода до захода солнца, пока не закончил рисунок. Хорошенько упаковав его, я вернул моему гостеприимцу оригинал.

Больше я не задерживался в Асперхофе и поспешил в танн. Там я поднимался в горы, очень напряженно работал, очень много играл на цитре и читал свои книги.

Однажды, на исходе лета, я все это прекратил. Я упаковал ящики, уложил инструменты и относившиеся к моей работе бумаги в коробки и чемоданы, отпустил почти всех людей, снабдил ящики надписями, распорядился об их отправке и пошел в Лаутерскую долину. Там я нанял только старого Каспара и одного из молодых мужчин, особенно мне понравившегося, и решил довести до конца измерения на Лаутерском озере.