Бабье царство. Русский парадокс

Осталась легенда, а может быть, и быль… Через много лет, во времена другой Екатерины – Екатерины Великой, – дворцовое ведомство заинтересовалось подозрительными расходами на спирт служащими Кунсткамеры (хранилища диковинок, основанного Петром). Все объяснил старый смотритель. Он повел посланца дворцового ведомства в подвал и показал плававшую в спирту великолепно сохранившуюся голову красавца-мужчины. Это была голова несчастного Монса. Узнав о находке, Екатерина повелела закопать ее.

Недолго жил Петр после казни Монса. Как и свойственно деспоту, ненависть и подозрительность росли в нем с каждым днем. Он отстранил от себя любимую и, возможно, уничтожил прежнее завещание, по которому Империя передавалась «другу Катеринушке». Во всяком случае, поспешил дать согласие на брак дочери Анны и принца Голштинского. Подумывал передать после себя Государство ей?

Император перестал встречаться с Алексашкой, не смог простить – ведь знал Меншиков о Монсе, но не выдал его. Положение князя и до того уже пошатнулось. А после обнаруженных злоупотреблений в Военной коллегии Петр отнял у него президентство. Впервые самолюбивый Светлейший был лишен одной из своих многочисленных должностей. Но главное – он понимал: над его верной союзницей Екатериной, коронованной Императрицей, нависла беда.

Петр стал необыкновенно раздражителен и, по-видимому, не намерен был более щадить никого… И в то самое время, когда должен был грянуть гром, Царь, давно уже прихварывавший, опасно заболел.

«Отдайте всё…»

Вильбоа пишет: «Я знаю, что эти события дали повод, как в России, так и в дальних странах, подозревать Екатерину в том, что она, как ловкая женщина, предупредила намерения своего мужа – отравила его. Никогда не было более ошибочного предположения, хотя оно и казалось правдоподобным. Этот государь умер от задержания мочи, причиной чего была язва с воспалением шейки мочевого пузыря». Он постоянно лечился от этой болезни, но все средства были безуспешными. Болезнь эта, – как считает Вильбоа, – сочеталась с сифилисом.

Болезнь обострилась в результате нервного срыва после дела Монса. Или? Или все-таки не зря Монс обсуждал с кем-то рецепт опасного питья, и не зря появились подозрения, о которых пишет Вильбоа? Во всяком случае, большую часть последних месяцев жизни Петр провел в постели.

В дни облегчения он вставал и тотчас выходил в свет. Старался вести себя как здоровый человек. Участвовал в тушении пожара на Васильевском острове. Попытался, назло Императрице, возобновить роман с Марией Кантемир, впрочем, безуспешно. Но самое опасное – он по-прежнему не пропускал бесчисленных празднеств. Пятого ноября Царь заглянул на свадьбу немецкого булочника, где провел несколько часов, наблюдая за танцами и свадебным обрядом, и, конечно, много пил. В том же ноябре он присутствовал на обручении своей дочери Анны и герцога Голштинского. Празднества по этому случаю продолжались две недели, и на них не раз бывал Петр. В декабре он тоже посетил два торжества: 18-го отмечался день рождения младшей дочери Елизаветы, а два дня спустя Петр участвовал в избрании нового «князя-папы». Все эти увеселения сопровождались обычной пьянкой без конца и края. Сытные и острые яства плюс «Ивашка Хмельницкий» с батареями хмельных напитков сокрушали Царя… Воздержание исключалось – при его бешеной деятельности, при его страстном характере, требовавшем буйного разгула… Какие тут могли быть диета и упорядоченная жизнь, на которых настаивали врачи!

Произошла ли в те последние дни история с героическим спасением Петром тонувших людей, приведшим к обострению болезни? Или это всего лишь одна из многочисленных петровских легенд, как считают некоторые современные историки? Но и без этой истории, как мы видим, было достаточно причин для резкого обострения болезни.

Умирал Царь страшно

Кризис начался в середине января. Бассевич в своих «Записках» рассказывает: «Очень скоро после праздника Св. Крещения 1725 года император почувствовал припадки болезни [уремии. – Э. Р.]… от жгучей боли крики и стоны его раздались по всему дворцу, и он не был уже в состоянии думать с полным сознанием о распоряжениях, которых требовала его близкая кончина…» А распорядиться было нужно – ведь он передал себе исключительное право управлять страной, как своей вотчиной. Так что он обязан был объявить, кому отдает Империю.