Бабье царство

— Ишь ты! — ревниво сказал Матвей Игнатьевич. — Какое сокровище!

— Да, сокровище! — твердо сказала Анна Сергеевна. — Знаешь, как окрест люди бедствуют! Лебеду в муку подмешивают, крапивными щами пробавляются, запушенкой — по большим праздникам. У нас в Конопельках одно бабье, а мы такой жизни и до войны не видели. И все — от Надькиного таланта, от ее великой ограбленной души! — Неожиданно для себя самой Анна Сергеевна всхлипнула.

Матвей Иванович тихо обнял жену за плечи.

— Не серчай… не знал я, право, не знал…

* * *

…Выйдя от своей подруги, Надежда Петровна наткнулась на тоскующую, неприкаянную Настеху.

— Настя!.. Настеха!.. — позвала она, но девушка сделала вид, что не слышит, и скрылась в бузиннике.

Не так-то легко отделаться от председательницы. Надежда Петровна тоже вломилась в бузинную заросль и возле речки перехватила Настеху.

— Чего убегаешь? — спросила она, заглядывая в измученное лицо девушки с выплаканными, в черных окружьях глазами.

— А я тебя не видела, — соврала Настеха.

— Хочешь, погадаем? — предложила Петровна.

— Пустое! — отмахнулась Настеха.

— Тебе ж раньше нравилось?.. Айда до Комарики, у нее ярый воск есть. Будем его лить, ты своего суженого увидишь.

Настеха передернула плечами.

— Пустое!..

— Ладно, девка, хватит тьму наводить, меня бы хоть постыдилась!.. Ты вон ждешь, тоскуешь, надеешься, а мне кого ждать, мне на что надеяться?

На высоком бугре над рекой красиво стала скамейка, а на скамейке, робко держась за руки, сидели Дуняша и узкоплечий паренек с детски хохлатой макушкой. На лице Петровны — давешняя нежность, радость, затаенная боль.

— Вишь… — Она взяла Настеху за руку. — Кабы не ты, не было б у них счастья.

И что-то отпустило Настеху.

— Пойдем до Комарихи, — сама предложила она…

…Они подошли к невзрачной избе Комарихи.

— Хозяйка, принимай гостей! — крикнула с порога Надежда Петровна.

Появляется Комариха, в белой кофте, в чистой, стиранной юбке, в пучочке сивых волос торчит старинный роговой гребень.

— Заходите… — говорит она без особого восторга — Только тихо.

— Аль боишься — мышей распугаем?

— Нет, мой старичок отдыхать прилег.

— Он с того света пожаловал или ты, мать, последнего ума решилась? осведомилась Петровна.

На ее громкий голос из горницы вышел в домашней затрапезе знакомый нам старик садовник.

— Это что же значит? — потрясенно спрашивает Петровна.

— А мы того, значит… — смущается дед, — решили сочетаться…

— Поздравляю… — все еще в обалдении сказала Надежда Петровна Ладно, старая… тьфу ты, молодуха, дай нам воску.

— Гадать надумали?..

Выйдя от Комарихи, Надежда Петровна и Настеха поглядели друг на дружку и громко, с наслаждением расхохотались…

..А потом, при свечах, они лили воск в большую фаянсовую чашу с водой. Надежда Петровна истапливала светлый, чистый ком в прозрачную воду, воск застывал на дне чаши причудливым узором, а Настеха вглядывалась в этот узор с надеждой и жадностью, веря сердцем, вновь ставшим детским, что она узнает свою судьбу. Но ведь с давних времен Ярилы для всех девушек истаявший воск находит последнее воплощение в облике светлого воина на светлом коне.

Верно, и Настеха не была исключением, и со дна чаши к ее глазам воспарял тот же образ, вечный образ девичьей мечты. И она была счастлива…

* * *

…Гирлянды лампочек горят над деревенской площадью. Длинные столы уставлены снедью и питьем. Шум. Музыка. Смех. Песни, визг. Богатырски гуляют Конопельки, справляя победу своих мужиков над гитлеровской Германией, восславляя добрыми тостами живых и погибших. Уже не первый час идет веселье, лица порядком раскраснелись, и в празднике наметился вполне законный разнобой.

И тут, взобравшись на скамейку, Анна Сергеевна замахала руками, требуя внимания, и закричала зычно:

— Слухай сюда!.. Слухай, бабы, слухай, весь народ!.. — И было что-то в ее голосе, отчего затих шум и развалившийся праздник вновь обрел стержень. — Давайте выпьем полную чарку за Надежду Петровну, за нашу колхозную мать!

— Будь здорова, мати!

— Счастья тебе и долгой жизни!

— Сто лет без печали!..

— За доброту и гнев спасибо!.. — слышатся искренние голоса.

К Петровне тянутся с чарками ее верные соратницы, делившие с ней все тяготы военного лихолетья, сивые колхозные деды, молодняк, с ней чокаются и блистательные кавалеры, еще не испытавшие на себе ни доброты ее, ни гнева. Петровна всем кланяется в пояс, но впервые речистая председательница не может слова вымолвить — ей слезной влагой забило горло. Почтительно сдвигает с ней бокал инструктор райкома Якушев.

И минула лучшая, быть может, минута в жизни конопельской председательницы, когда народ назвал ее самым дорогим и важным словом: мать.

А веселье вновь пошло своим ходом. Кокетничает напропалую смазливая Химка, без отказу пьет с каждым красивая, нарядная и печальная Настеха. Рванул мехи трофейного аккордеона Василий Петриченко, выметнулась на круг Настеха, за ней чертом заскакал сухой, костистый Жан.